Он думал, что она спросит, кто такие копы. Если учесть ее более чем тепличное воспитание, она вполне могла и не знать такого слова. Но она задала другой вопрос:

— А кто такой Роберт Каннинхейм?

Дэвид крякнул. Засмеялся, было, но, на сей раз, смех получился натянутым, неестественным. Он пристально посмотрел на Лайлу: она что, не шутит?..

— Не пудри мне мозги, малышка. Даже если ты не знаешь, что такое Остров Мира, ты не могла не слышать о великом Роберте Каннинхейме. Разве твои учителя не рассказывали тебе о нем? Он же самый главный человек в истории!.. Тьфу!.. — Дэвид сплюнул.

Лайла на пару секунд задумалась.

— Нет. Мне никто про него ничего не рассказывал…

— Не верю.

— Я правду говорю! — возмутилась девочка.

Дэвид посмотрел на нее, посмотрел — да и поверил. Дети не умеют притворяться, по крайней мере, такие, как эта Лайла.

— Где ты росла? В теплице? В бомбоубежище? На необитаемом острове?

— Я жила в Тинуэте, — сообщила она.

— У тебя есть папа и мама…

Она замотала головой так, что каштановые кудри разлетелись во все стороны:

— Мамы у меня нет. Только папа. Мама умерла, когда я была совсем маленькая. Я ее и не помню.

— Ну, хорошо. — Дэвид вздохнул. — У тебя есть отец. И брат… этот… как ты сказала его зовут?

— Лэйкил.

— Он старше тебя?

Лайла кивнула.

— Отец и брат. Неужели никто из них ни разу не говорил тебе о добром правителе мира, великом Роберте Каннинхейме?

Опять отрицательное мотание головой.

— Ты счастливый ребенок, — безнадежно заключил Дэвид Брендом. — Ты сама не представляешь, какой же ты счастливый ребенок… По крайней мере, тебе не забивали голову всей той чушью, которой нас кормят вот уже десять лет. И кем бы ни был твой отец, я бы хотел пожать ему руку.

— Я бы тоже хотела. — Лайла как–то враз погрустнела. — Но два года назад он исчез. Он и раньше исчезал. Но только потом он появлялся. Или давал о себе знать. Мы ждали его, а его все не было. Лэйкил искал его, но не нашел.

— Бедняга, — посочувствовал ее отцу Дэвид. — Хорошим людям в наше время живется нелегко… Вы с братом не пытались обратиться в участок вашего района? Если копы отправили его на Остров Мира, вас должны были известить об этом.

Лайла усомнилась:

— Не думаю, что копы могли отправить его куда–нибудь. Я ведь тебе уже говорила: мой папа — волшебник! Он за одну секунду может поднять в воздух и перевернуть вверх тормашками сто тысяч копов.

Дэвид усмехнулся. Грустно усмехнулся, с сожалением.

— Ты действительно веришь в то, что только что мне сказала? — спросил он негромко.

Лайла потупила глаза.

— Ну, может быть, не сто тысяч, — призналась она. — Но десять–двадцать копов — наверняка.

Они сидели у закрытой железной двери и думали каждый о своем: Дэвид — о том, что бы он сказал своему ребенку о Правителе Каннинхейме (если бы таковой ребенок у него был); Лайла — о количестве копов. Но мышление ребенка куда как более живо, чем мышление взрослого. Лайла успела подумать о полудюжине самых разных вещей, пока Дэвид додумывал все ту же мысль о Правителе Каннинхейме.

— Знаешь… — нарушила молчание Лайла. — Я думаю, что ты был прав, назвав вашего правителя нехорошим человеком. Вряд ли добрый правитель станет приказывать сажать в тюрьму тех, кто не считает его добрым.

— Спасибо за поддержку, — усмехнувшись, поблагодарил Дэвид. — Буду сидеть здесь и думать: как здорово, что я был прав. Буду гнить на Острове Мира, и наслаждаться собственной правотой.

— А, теперь я понимаю!.. Остров Мира — это что–то вроде каторги?

— Вроде.

Лайла задумалась. Встала. Сцепив руки за спиной, прошлась по камере. Дэвид наблюдал за ней. Девочка была чем–то обеспокоена. Колебалась.

Наконец она приняла решение.

— А хочешь, я приглашу тебя в гости? — спросила она.

Дэвид улыбнулся. Назойливая, как все дети. Но сердце у нее доброе. Он решил сделать ей приятное. Сыграть в ее игру.

— Да, хочу. Конечно, хочу.

Она вздохнула. Повесила голову.

— Только я не смогу оставить тебя у нас. Тебе придется вернуться до того, как придет Лэйкил.

— Твой брат не любит гостей? — Дэвид продолжал улыбаться краешками губ.

Лайла сморщила нос.

— Почему–то он не любит только моих гостей. А вот своих… своих он запросто приводит! — закончила она обвиняюще.

— Мне это знакомо. Мои родители считали, что по выходным устраивать вечеринки имеют право только они.

— Ну что, пошли?

— Ну, пошли. — Дэвид и не думал подниматься.

Лайла полезла в карман и вытащила на свет отличную подделку под бриллиант. Просто первоклассную подделку. В том, что это подделка, не могло быть никаких сомнений. Ведь кем бы ни был ее папа, вряд ли бы он позволил своей дочурке таскать в кармане бриллиант размером в тысячу карат, правильно? Таких камушков на всем белом свете — раз–два и обчелся.

— Хочу домой, — требовательно сказала Лайла бриллианту. — Немедленно. Еще… еще хочу забрать с собой этого человека. Так что не закрывай Дверь, пока он не пройдет. Договорились?

Само собой, фальшивый бриллиант ничего не ответил.

А вот дальше произошло то, что выбило из головы Дэвида все мысли и заставило дико выпучить глаза.

Мнимый бриллиант начал светиться. Сразу и ярко, но от его света глазам не становилось больно.

Это был необычный свет. Казалось, он накапливается в комнате. Через несколько мгновений Дэвид понял, что свет, сгущаясь, стремится принять вполне определенную форму.

…Большой прямоугольник, начинавшийся от пола и едва не касавшийся низенького потолка тюремной камеры, быстро набирал яркость.

— Это что еще за хренотень?! — выдавил Дэвид.

Кажется, Лайла его не услышала. Дождавшись, пока свечение стабилизируется, она обернулась к Дэвиду, бросила: «Ну, пошли!» — и шагнула в сияющее пространство.

Дэвид сглотнул. Какое–то время он просто тупо смотрел на эту штуку. Потом все–таки решился приблизиться к ней. Он подходил осторожно, мелкими шажками, будучи готовым, в случае чего, тут же отскочить назад.

Штука вела себя спокойно.

Добравшись до прямоугольника, Дэвид стал рассматривать его вблизи, но так и не понял, из чего же на самом деле тот состоит. Если это свет, что же являлось его источником? Теперь, когда девчонка вместе со своим бриллиантом исчезла неизвестно куда?..

Кстати, о девчонке. Она действительно исчезла? Или нет? Сверкающее геометрическое чудо перегораживало камеру ровно посередине, и потому то, что творилось на другой стороне, Дэвид видеть не мог. Впрочем, слева между стеной и краем прямоугольника оставался небольшой зазор, в который, если постараться, можно было осторожно просунуть голову…