— Два дня, если несколько человек будут работать споро.

— И тогда некому будет работать на полях. Как я могу вести войну, если на границы моих владений постоянно нападают? Если я уеду из Круела, то по возвращении ничего здесь не найду — крепостные разбегутся, поля будут вытоптаны, ведь так?

Торп предпочел промолчать.

— Хочешь, мы опять пошлем наших людей в Першвик? — осторожно спросил Торп. — Ты накажешь крепостных?

Рольф покачал головой.

— Крепостной не стал бы творить такое по своей воле. Нет, крепостные выполняют приказы, а мне нужен тот, кто отдает их.

— Тогда тебе придется искать не в Першвике: я встретил сэра Гиберта Фицалана и клянусь: узнав, почему я приехал, он так удивился, что было видно — он говорил искренне. Он не из тех, кто совершил бы такую подлость.

— И все же кто-то подталкивает крепостных на то, чтобы творить бесчинства.

— Согласен. Но ты не можешь захватить крепость. Першвик принадлежит Монтвину, а у сэра Уильяма Монтвинского достаточно крепостей, и, если только ты попытаешься, он может созвать столько воинов, что тебе будет не по силам одолеть их.

— Я не проиграю сражение, — угрюмо отозвался Рольф.

— Но здесь ты утратишь свое преимущество. Посмотри, сколько времени потребовалось, чтобы захватить лишь две крепости из девяти, принадлежащих Кемпстону.

— Три.

Торп приподнял бровь.

— Три? Почему?

— Пожалуй, я могу благодарить Першвик, потому что, добравшись сегодня до крепости Кенил, я был так взбешен из-за случившегося здесь, что приказал разрушить ее стены. Осада там завершилась.

— И теперь от Кенила никакой пользы, пока вновь не возведут стены? — Торп выжидающе замолчал.

— Мне… словом, да.

Торп больше ничего не спрашивал. Он знал, что Рольф намеревался использовать катапульты при захвате семи крепостей только в самом крайнем случае. Это было частью смелого плана, замысленного после того, как на турнире не удалось подчинить мятежных вассалов. Турнир проводился ради вассалов, чтобы дать им возможность встретиться с их новым хозяином и проверить его мастерство. Однако, вместо того чтобы просто проверить его умение в деле, они пытались убить его. И теперь Рольф оказался в незавидном положении — из всех принадлежащих ему крепостей семь не откроют ему ворота.

Война против своего собственного достояния никогда не приносит выгоды, и уж совсем бессмысленно было бы уничтожать его. Поэтому Рольф нанял пятьсот воинов из войска короля Генриха. Крепости Харвик и Эксфорд согласились сдаться, чтобы не подвергнуться разрушению, когда у их ворот появилась основная часть войска Рольфа. Затем оно двинулось к Кенилу, и теперь, спустя полтора месяца, Кенил был взят.

Рольф сидел в задумчивости, а Торп тем временем попытался понять, почему леди Амелия все еще не спустилась в зал. Возможно, она слышала рассерженный голос Рольфа и решила не появляться. Любовница Рольфа еще слишком мало знала его и не понимала, что он ни в коем случае не обрушит на нее свой гнев.

Торп неуверенно спросил:

— Ты видишь; что сейчас не время завоевывать восток? Сначала нужно навести порядок в собственном доме, прежде чем обращать свой взор на чужой.

— Мне это ясно, — с вызовом ответил Рольф. — Но объясни, что мне делать. Я предложил купить Першвик, но сэр Уильям написал мне в письме, что не может продать его, потому что Першвик относится к землям, предназначенным в приданое его дочери, которые ей оставила мать. Будь прокляты эти тонкости. Дочь подчиняется ему, разве это не так? Он мог бы вынудить ее продать Першвик, а сам дал бы ей другую землю.

— Возможно, именно так составлено завещание матери, и он ничего сделать не может. Рольф рассердился.

— Повторяю, Торп, больше я терпеть оскорбления не стану.

— Ты в любое время можешь жениться на дочери. Тогда крепость досталась бы тебе бесплатно.

Глаза Рольфа, почерневшие, когда он вошел в зал, теперь начали вновь обретать свой обычный темно-карий цвет. Торп едва не поперхнулся:

— Я просто шутил!

— Я знаю, — задумчиво ответил Рольф, чересчур задумчиво, по мнению Торпа.

— Рольф, ради Бога, не принимай мои слова близко к сердцу. Никто не женится ради того, чтобы только заполучить несколько крепостных. Если нужно, отправляйся туда и задай кое-кому жару. Напугай их.

— Я не привык так поступать. Вместе с виновными могут пострадать и невинные. Если бы я смог поймать нескольких виновников, то примерно наказал бы их, но каждый раз, когда я приезжаю, их там давно уже нет.

— Есть множество причин для того, чтобы жениться, но сделать это, чтобы прибрать рабов к рукам, — недостойная причина.

— Нет, но, для того чтобы добиться мира там, где он нужен, это причина достойная, — бросил Рольф в ответ.

— Рольф!

— Известно ли тебе что-либо об этой дочери сэра Уильяма?

Торп в отчаянии вздохнул.

— Где бы я это узнал? Я в Англии так же недавно, как и ты.

Рольф повернулся к своим воинам, собравшимся в противоположном конце зала. Вместе с ним из Кенила вернулись трое рыцарей и небольшой отряд всадников в тяжелом вооружении. Двое рыцарей были из Бретани, однако сэр Эварард прибыл с юга Англии.

— Эварард, известен ли тебе мой сосед, сэр Уильям Монтвинский?

Эварард приблизился к ним.

— Да, мой господин. В свое время он часто бывал при дворе, как и я, пока я не достиг совершеннолетия.

— Много ли у него детей?

— Не знаю, сколько их может быть сейчас, но когда он в последний раз появился при дворе, у него был только один ребенок — дочь. Было это пять или шесть лет назад, до того, как его жена умерла. Как мне известно, сейчас у него молодая жена, но не знаю, есть ли дети от этого брака.

— Знакома ли тебе его дочь?

— Я видел ее лишь один раз с матерью, леди Элизабет. Помню, в тот раз я подумал, как у такой красавицы может быть такое непривлекательное дитя.

— Вот так! — перебил его Торп. — Рольф, теперь ты выбросишь из головы эту глупую мысль?

Рольф не обратил внимания на слова своего старого друга.

— Эварард, ты говоришь, непривлекательное? В чем?

— Вся кожа ее, которая была видна, была покрыта огромными красными пятнами. Это очень обидно, потому что, судя по чертам лица, она могла бы стать такой же красавицей, как и ее мать.

— Что ты еще можешь сказать о ней?

— Я видел ее однажды, и она спряталась за юбку матери.

— Как имя ее?

Сэр Эварард нахмурился и задумался.

— Прошу простить меня, мой господин, не помню.