В этой связи следует напомнить о противоречиях в оценках И. Е. Зелениным феномена политотделов МТС и совхозов. С одной стороны, он действительно утверждал об их «пирровой победе», поскольку политотделам не удалось добиться «подлинного перелома в развитии сельского хозяйства»[26]. И это утверждение растиражировали его последователи. Но, с другой стороны, Зеленин заключал: «И все же справедливости ради следует отметить, что обстановка в деревне к середине 1930-х гг. нормализовалась… в определенных пределах политотделы смогли продвинуться по пути организационно-хозяйственного укрепления колхозов, улучшения жизни колхозников»[27]. На наш взгляд, это заключение нуждается в более пристальном внимании и аргументации. Оно свидетельствует о том, что И. Е. Зеленин, как специалист глубоко и всесторонне изучивший проблему, не мог не признать успеха политотделов в главном – коренном переломе кризисного состояния сельского хозяйства страны.

В современной историографии проблемы, наряду с И. Е. Зелениным, несомненным авторитетом является А. С. Шевляков, защитивший докторскую диссертацию и опубликовавший монографию на тему «Политотделы МТС и совхозов Сибири (1930–1940-е гг.)»[28]. Объектом его исследования стали 285 политотделов МТС и 292 совхозов Сибири в 1930-е гг. Вслед за Зелениным Шевляков на материалах Западной Сибири дал резко отрицательную оценку «карательно-административным акциям политотделов», «проведенных по указанию руководства ВКП(б) и правительства», так как они «вызвали трагедию в судьбах десятков тысяч рядовых колхозников, бригадиров, механизаторов, руководителей сельхозартелей, и им нет оправдания». По мнению автора, никакое «выдвиженчество» не могло восполнить потерю кадров в сельском хозяйстве, а «моральный ущерб» от действий «карающего меча партии в деревне» «вообще не поддается измерению»[29].

Давая столь резкую и однозначную оценку, автор тем не менее счел необходимым заявить, что роль политотделов в обучении и подготовке кадров массовой квалификации, формировании и укреплении постоянных колхозных бригад, налаживании элементарной и необходимой дисциплины труда, развитии ударничества и соцсоревнования была весьма заметной, и «работа социалистического сельского хозяйства в определенной мере нормализовалась, приобрела устойчивость»[30].

На наш взгляд, первый и второй выводы противоречат друг другу, поскольку, если никакое «выдвиженчество» не могло восполнить потерю кадров в сельском хозяйстве, то почему же тогда сельское хозяйство «нормализовалось» и приобрело «устойчивость»?

В то же время, на наш взгляд, можно поддержать следующее суждение Шевлякова: «Представляется, что организационно-хозяйственная работа политотделов МТС и совхозов может быть объективно оценена только в рамках советской экономической модели и на определенном этапе развития колхозно-совхозного строя. Созданные в критический для сельского хозяйства (да и всей страны в целом) момент политотделы сумели устранить наиболее явные, лежащие на поверхности недостатки в сфере организации общественного производства»[31].

Но, следуя логике «пирровой победы», автор дальше идет по пути игнорирования принципа историзма и оценивает деятельность политотделов в контексте решения «долговременных задач развития сельского хозяйства», которые оказались политотделам «не по плечу, как, впрочем, и всей советской административно-командной системе»[32]. Как же за два года политотделы могли решить «долговременные задачи», ведь создавались они на короткое время именно как чрезвычайные органы в чрезвычайной ситуации? И можно ли их винить за все последующие грехи «административно-командной системы»?

В этой связи неубедителен, на наш взгляд, и заимствованный у Зеленина вывод Шевлякова о «пирровой победе» политотделов, поскольку укрепившееся в результате их деятельности советское сельское хозяйство оказалось лишено «экономической перспективы развития». А как же победа в Великой Отечественной войне, которая стала возможной благодаря военно-мобилизационной сути колхозно-совхозной системы? Разве не в этом была «экономическая перспектива» советского сельского хозяйства? Другое дело, и здесь можно согласиться с автором, что «огосударствленные колхозы» действительно стали «пасынками советской экономики», а сталинская коллективизация и закрепившие ее итоги политотделы обрекли советское крестьянство на жизнь в условиях «второго крепостного права большевиков». Но в этом и была суть сталинской системы. Она была создана для подготовки к войне и для самой войны за счет безжалостной эксплуатации населения и максимальной концентрации в руках государства всех его ресурсов[33].

Критический и негативный взгляд на деятельность политотделов прослеживается и в ряде других публикаций современных авторов, которые указывают на их неконституционный характер, на то, что сам факт их создания свидетельствовал о продолжении «чрезвычайщины» в деревне, которая сопровождала коллективизацию и привела к тяжелейшему кризису аграрного производства. При этом главный акцент делается на репрессивно-карательных мероприятиях политотделов, которые не улучшили, а ухудшили ситуацию в коллективизированной деревне[34].