— И ты не можешь достать?

— Как же я их достану?

Она пожала плечами:

— Одной уверенности в жизни мало.

Колпаков молчал. Он был недоволен собой и раздражен. Это усиливало недовольство: холодное спокойствие — единственное допустимое состояние.

— О чем задумался?

— О прошлом. Похоже, что ты все забыла.

— А ничего и не было… — В улыбке Лены холода имелось в избытке. — Может быть, сны… С годами грань между сном и явью стирается, особенно у впечатлительных юношей.

— С моей впечатлительностью давно покончено.

— Рада за тебя.

Разговор не клеился. Наступила томительная пауза.

— Расскажи лучше, как жила в Москве? — бодро спросил Колпаков.

На лице девушки отразилась досада.

— Да что рассказывать… Совсем другая жизнь. Прекрасные театры, шикарные рестораны, интересные люди. Даже не знаю, что я теперь буду здесь делать?

Это беспросветное «здесь» относилось к городу, в котором Колпаков родился и вырос, привычному укладу, сложившемуся кругу общения и, конечно, к нему самому. Гена Колпаков испытал давно забытое ощущение маленького мальчика, которого пацаны постарше тычками и подзатыльниками отгоняли от недоступных, а оттого еще более притягательных рассказов о тайнах взрослой жизни.

Он быстро взял себя в руки, хотя неприятный осадок от проявленной, пусть даже только самому себе, слабости не проходил. У Лены тоже испортилось настроение, и, судя по всему, совместно проведенный вечер грозил стать не только первым, но и последним.

Такого, конечно, случиться не должно, судьба обязательно выбросит выигрышную карту, и Колпаков ждал события, которое придет ему на помощь. Или которое можно будет использовать себе на пользу. И такое событие произошло.

Они проходили по центральной аллее чистенького скверика, вдоль ухоженной клумбы, а чуть в стороне, за живой изгородью, прятался павильон «Соки — воды — мороженое». Ни того, ни другого, ни третьего там испокон веку не водилось, зато продавали на розлив дешевое вино, ссуживались в обмен на пустую бутылку мутные выщербленные стаканы. И посетители собирались соответствующие: мятые хмыри с оловянными глазами, безвольная пьянь из окрестных дворов, нервически-взвинченная блатная мелочевка да совсем зеленая шпана, опасная непредсказуемыми, «на авторитет», выходками. Они пили, жевали, глотали и выпускали табачный дым, сквернословили, ссорились, порой доходило до драк.

На этот раз скандал начался звоном разбитой посуды, невнятными выкриками, кто-то упал вместе со стулом, место происшествия мгновенно обступила плотная толпа зевак, и визг толстой буфетчицы: «Он с ножом!» — известил, что каша заваривается круче обычного.

— Что там? — Лена брезгливо сморщила носик.

— Пойдем посмотрим.

На опустевшей веранде возле перевернутого стула длинноволосый парень зажимал разбитый рот. В опущенной руке тускло отсверкивал металл.

— Хде фета ссука?

Он отнял ладонь, бессмысленно уставился на испачканные пальцы.

— Где? — Длинноволосый нетвердо шагнул вперед, выругался. — Запорю!

Толпа откачнулась, Лена вцепилась Колпакову в рукав.

— Ужас! Пошли отсюда!

— Нет. Вначале я его успокою.

Колпаков сказал это достаточно громко и не торопясь двинулся к веранде, чувствуя, что мгновенно оказался в центре внимания.

— Брось нож, дубина!

Он говорил немного иронично, с ленцой, и видел себя со стороны — уверенного, подтянутого, в отглаженном костюме, коротко подстриженного — полная противоположность измятому, окровавленному перегарному субъекту, бездарно размахивающему своей жалкой железкой.

— Ты слышал, что я сказал!

Парень попятился.

Черт! Трусливый бык может испортить всю корриду!

Тупое лицо, бессмысленный взгляд, сейчас он готов воткнуть холодный металл в мягкое человеческое тело, чтобы завтра каяться, просить прощения, упирая на то, что чувствует силу, потому и пятится, мерзость, как бы еще бежать не бросился…

Может, так бы и получилось, но распахнулось наглухо задраенное окошко выдачи и буфетчица панически завизжала:

— Не лезь на рожон, зарежет!

Испуганный крик вернул длинноволосому утраченную было агрессивность, он кинулся вперед, выставив перед собой нож.

Эффектней всего выпрыгнуть и ударить пяткой в лицо, но на скользком кафеле рискованно, да и неэстетично, к тому же этот болван сам облегчил задачу защиты выставленной далеко вперед рукой.

Колпаков шагнул навстречу, развернулся корпусом, уходя с линии атаки, для страховки поставил блок левой, а правой схватил запястье противника, вывернул наружу, чувствуя, как прогибаются кости, и рванул книзу, одновременно выстрелив коленом вверх, в локтевой сустав. Раздался тихий, но отчетливый хруст.

Колпаков аккуратно опустил бесчувственное тело на пол, нашел отлетевший нож. Обычный перочинный, на синей пластмассе выштамповано «Цена 1 р. 40 коп.». Клинок в тусклых мазках, воняет рыбой.

Он брезгливо бросил нож на прилавок.

— Отдадите милиции. А понадобится свидетель… — Он записал на салфетке фамилию, место работы и телефон.

— Молодец, парень! — похвалила буфетчица. И, понизив голос, предложила:

— Налить стаканчик? Я угощаю!

— Спасибо, — усмехнулся Колпаков. — Не пью.

Окруженный почтительным молчанием, он подошел к Лене. Она смотрела с интересом.

— Молодец! Я не знала, что ты такой отчаянный! Совсем не испугался!

— Нет. Испугался. Пульс подскочил до сотни. Впрочем, учитывая ситуацию, — это допустимо.

— Что с тобой? Временами у тебя делается отсутствующий взгляд и какой-то деревянный голос…

— Не обращай внимания, я снимал напряжение.

— Ты и это умеешь?

Лена взяла его под руку, прижалась, испытующе заглянула в лицо.

— Да, ты здорово изменился… Надо же! А почему ты почти каждую фразу начинаешь словом «нет»?

— Потому что возражать трудней, чем соглашаться.

— А ты любишь преодолевать трудности?

— Приучил себя их не обходить. Теперь препятствие на пути только увеличивает мои силы.

— Вот это здорово. Таким и должен быть настоящий мужчина.

Колпаков сдержал довольную улыбку и подвел Лену к круглой, под старину, афишной тумбе.

— Читай!

— Что? А… Зеленый театр. Спортивно-показательный вечер «Знакомьтесь — карате». В программе: что такое карате, сокрушение предметов, демонстрационный бой. Вход по пригласительным…" Про это я слышала, но говорят, что пробиться совершенно невозможно…