Выходим в двадцать два часа, пятая, шестая роты нашего батальона, разведрота и батальон Царандой, местная милиция, «зелеными» их еще называют. При прохождении КПП раздаются щелчки затворов, каждый досылает патрон в патронник. Кромешная мгла, в двух шагах ни черта не видно, идем в колонну по одному. Обходим слева кишлак Баги-Шах, собаки подняли лай, из кишлака началась сигнализация фонариками, с гор им отвечают, значит, мы засечены. Судорожно сжимаю автомат, за каждым камнем, кажется, засел враг. Карабкаемся «елочкой», несколько шагов влево, потом вправо и т. д., так легче, поднимаемся все выше и выше. Колонна роты напоминает караван навьюченных ишаков. У кого груза поменьше, тащат мины к миномету, по одной в каждой руке, этакие трехкилограммовые «гантельки». Все распределено по справедливости, или по-честному, как посмотреть. Привал, что поразило, многие солдаты мгновенно засыпают, абсолютное доверие к командирам. Солдат спит – служба идет, думал, что здесь этот принцип не применим. Часам к двум дошли до цели, залегли, из камней готовим укрытия.

С рассветом «зеленые» вошли в кишлак, началась стрельба, у них появились убитые и раненые. Продвигаться дальше не могут, начали отходить. Тащат на закорках убитых и раненых, мы прикрываем. Впервые услышал свист пуль. Не зря «Утес» тащили, он заткнул ДШК, вражеский пулеметчик не решился вступить в дуэль и замолчал. Получили и мы команду на отход. Вертолеты прикрывают. Уходим, почти бежим. У меня на ногах парадные солдатские ботинки, и никто не подсказал их непригодность для гор. В ботинки насыпалось множество мелких камешков, ужасная боль, но задерживаться нельзя. Как дотерпел до подножия, где нас ждали БМП, не знаю. Ступни превратились в сплошное кровавое месиво, носки насквозь мокрые от крови. Вечером праздник жизни, водка, брага, погибших и раненых нет, все замечательно. Так прошел мой первый выход в горы.

12 сентября

Два дня проходил по полку в тапочках, но удивительно, все заживает как на собаке. В пять утра выходим для встречи колонны, которая доставит в полк необходимые для обеспечения жизнедеятельности грузы.

Выстраивается наша колонна: впереди БМР (боевая машина разминирования), затем саперы на двух БРДМ, за ними танковый взвод первой танковой роты, охраняющей аэродром; за танкистами пехота; между ротами – «Шилка». Зенитная самоходная установка «Шилка» – самое страшное оружие для душманов. Четыре 23-мм ствола с вертикальным углом наведения до восьмидесяти пяти градусов, высокой скорострельностью, за доли секунды могут накрыть любую цель на дальности до двух с половиной километров, боекомплект «афганского варианта» увеличен в два раза, до четырех тысяч выстрелов, «шайтан-арба» называют ее враги. БМР увидел впервые, в училище даже не говорили о существовании подобной машины. Создана по опыту боевых действий на базе Т-62, только в отличие от танка, вместо башни со 115-мм пушкой – башенка с КПВТ, механик-водитель расположен не как обычно, а выше, днище усиленное, двойное, и впереди на каждой колее катки весом по 1,5 тонны.

Сверху прикрывает пара вертолетов, постоянно висит над нами, точнее будет, барражирует, они уносятся вперед, проверяя маршрут и прилегающую местность, возвращаются, снова уносятся и снова возвращаются, буквально ходят по головам, высота 20–25 метров, когда израсходуют горючее, происходит замена. Зрелище впечатляющее, кажется, ну кто сможет напасть на такую силищу (колонну) – оказывается, все бывает.

Только выходим за аэропорт, звучит по радиостанции команда – пушки елочкой, т. е. первая БМП поворачивает орудие направо, вторая – налево, третья направо и т. д., чтобы отразить возможное нападение с любой стороны. Первое возможное место столкновения с противником – камыши, перед кишлаком Самати, заросли в полтора человеческих роста подходят вплотную к дороге. «Внимание, камыши», – звучит в эфире. Оказывается, здесь неоднократно душманы устраивали засады. Прошли благополучно, перед въездом в кишлак небольшой серпантин, рядом с дорогой подорвавшаяся когда-то «таблетка», тягач ГТМУ. Здесь пришлось наблюдать синдром предыдущих подрывов: старший механик-водитель командира роты, установив постоянные обороты, вылез из люка, сел боком на броню и управлял машиной ногами, чтобы в случае подрыва быть выброшенным и иметь шанс уцелеть. Глушаков Виталий в его действия не вмешивался, это должно пройти само собой. В кишлаке у дороги сидит дед, машет нам руками, как бы приветствуя, мы в ответ. Над одним из домиков вывешен красный флаг, значит, как говорят старшие товарищи, подрывов не будет.

В 100-километровой зоне ответственности полка пять «точек», сторожевых застав, охраняющих маршрут от Кишима до Файзабада.

Перед Самати

Первая наша точка – Каракамар, здесь находится третья танковая рота. Проходим без остановки, весь личный состав у дороги приветствуют, машут руками, для них прохождение своих важное событие в обыденной, монотонной повседневной жизни. Каракамарский серпантин – сложнейшее испытание для механиков-водителей и водителей, это надо испытать. Прорубленная в скалах узкая дорога, похожая скорее на тропу, где даже у БМП гусеница в некоторых местах свисает над пропастью сантиметра на три, а внизу от трех метров при входе до почти пятиста в середине несется стремительная Кокча. Слава русскому солдату, слава нашим механикам-водителям, проходим на приличной скорости. Думаю, они еще меня испытывают в некоторой степени: левая рука на триплексе, скорость километров тридцать-сорок на ровных участках, у меня холодок по сердцу периодически пробегает, но виду не подаю. Часов в пятнадцать дошли до Артынджалау, здесь находится штаб танкового батальона, здесь останавливаемся на ночевку.

Первым делом идем к речке, потому что все выглядят как негры. Во время движения установленную дистанцию 50 метров я не думаю, чтобы кто-то выдерживал, видимости нет никакой. Пыль полностью покрыла тело, проникла в горло, ноздри, отплевываешься чем-то серым, противным и тягучим, хрустит на зубах, тошно. Ощущение такое, будто ты вывалялся с ног до головы в цементе. Отмывшись, приходим в себя. Кто-то из ветеранов идет в гости к знакомым, на каждой точке прекрасная баня, бассейн, брага, у всех свой рецепт. А остальные занимаются боевой подготовкой. Здесь я понял, почему так метко стреляют наводчики, снайперы, стрелки, и не только. До наступления темноты еще часа полтора, и командиры устраивают стрельбы. Цель может быть любой. Допустим, задача наводчику: видишь вон тот камень; огонь, снайперу то же самое, только цель в разы меньше, и все на предельной дальности. Развивается глазомер, запоминаются поправки. Итог – меткая стрельба в любых условиях. По соседству рвутся гранаты, личный состав ловит рыбку на ужин, благо ее здесь предостаточно. Водится речная форель и маринка, очень костлявая и вдобавок ко всему с ядовитыми внутренностями рыба, но в жареном и вяленом виде очень даже вкусная.

Приготовление ужина – это тоже своеобразный ритуал. Каждый экипаж готовит на себя, имеется в виду и пехота, которая едет, совершает марш, воюет на этой БМП. У всех свои жаровни, у кого-то чугунные сковородки, противни, а кто помоложе – обожженные цинки из-под патронов. В каждом экипаже свой повар, все отработано. Из кормовых баков БМП сливается солярка, нарушаются прокладки, но это ерунда. Солярка заливается в банки из-под сухого пайка, получается очаг. Никогда бы не подумал, но на этих нескольких банках, как на плите, готовится любая еда. Разогревают кашу, тушенку, пекут лепешки, жарят рыбу, повезет, и барана зажарят. С солдатами сложились хорошие отношения, приглашают к каждому костерку, товарищ лейтенант, это возьмите, товарищ лейтенант, это попробуйте – очень приятно, напробовался всего, чтобы никого не обидеть. Механик-водитель, Савин Володя, подготовил в левом десанте царское ложе – матрац, подушка, одеяло, сам откинул командирское сиденье, лежим голова к голове, разговариваем о жизни. Пехота спит на броне, постелив матрацы, благо тепло.