Необходимо упомянуть о некоторых положительных элементах в проекте 949, имеющих отношение к судьбе “Курска”.

Прежде всего — надежная атомная энергетическая установка. У всех поколений атомных подводных лодок были надежные реакторные установки. Даже после пожаров в процессе катастроф аварийная защита срабатывала и обеспечивалось расхолаживание реакторов, во всяком случае предупреждалось аварийное нарастание мощности.

В проекте 949, как и в других проектах атомных подводных лодок третьего поколения, еще предусмотрена возможность расхолаживания реакторов при отсутствии электропитания посредством конвективной циркуляции воды по контурам охлаждения. Таким образом, дополнительных последствий от катастрофы атомной подводной лодки “Курск” (от ее реакторов) можно не ожидать, по крайней мере пока герметичны 1, 2 и 3-й контуры реактора.

В проекте 949, в дополнение к ранее применяемым средствам спасения экипажа, при авариях предусмотрено очень эффективное по идее средство спасения — всплывающая спасательная камера для всего экипажа.

Роковое несчастье — затопление 2-го отсека и гибель большинства команды в самом начале бедствия — не позволило использовать его на подводной лодке “Курск”. Как выяснилось, камера оказалась поврежденной. Выходы из затонувшей подводной лодки посредством шлюзования торпедных аппаратов или спасательных люков физически трудны, а подводники при таких бедствиях бывают очень ослаблены… Поэтому внедрение спасательных всплывающих камер является существенным улучшением и совершенствованием спасательных средств. Однако спасательная камера должна рассчитываться на ударостойкость, значительно более высокую, чем все лодочное оборудование, так как ее использование предполагается после сотрясений, разрушающих прочный корпус подводной лодки. По-видимому, целесообразно установить оптимальные исходные данные для расчетов ударостойкости камеры.

Наконец, в заключение приходим к банальному выводу, что при составлении и согласовании ТТЗ на проектирование необходимо иметь ясное представление, что при создании нового проекта корабля ничего даром не дается, будь то слишком малое водоизмещение, или слишком большое количество ракетных шахт, или любые другие сверхзадачи, которые неизбежно вызывают плохие последствия. И самый главный вывод: при создании кораблей ничего нельзя делать за счет снижения живучести и надежности — важнейших составляющих боеспособности кораблей и безопасности их экипажей».

Все специалисты, однако, сходятся в одном: сверхсовременные «Антеи» стали прощальной песней советского военно-промышленного комплекса, создавшего за несколько десятилетий самый величайший из океанских флотов — советский ВМФ. Именно они воплотили в себе идею почти идеального подводного корабля, способного противостоять в одиночку мощнейшим эскадрам противника и выходить из этого противостояния победителем. Флотилии этих подводных суперкрейсеров должны были составить основу двух наших отечественных океанских флотов — Северного и Тихоокеанского. Так было задумано, но распалась великая держава, поменялись приоритеты, последовал обвал сокращений, начался период безвременья и забвения. К этому времени на стапелях Северодвинского судостроительного завода уже стоял корпус очередного «Антея», того, кому была суждена самая короткая и самая трагическая судьба…

Экипаж «Курска» был сформирован 18 марта 1991 года. Впрочем, тогда еще названия «Курск» не было, а крейсер именовался куда более прозаично — К-141. Вначале подобрали офицеров и прежде всего командиров боевых частей. В июле экипаж отправился в учебный центр в Обнинск. За время обучения понемногу пополнялся состав. Кадры подбирал лично первый командир капитан 1-го ранга Рожков. В феврале 1993 года экипаж прибыл в Видяево и до октября стажировался на однотипном «Воронеже». После этого доукомплектовались матросами и поехали в Северодвинск на завод, где уже достраивался их родной корабль. Огромный корпус корабля к этому времени уже возвышался Монбланом в знаменитом пятьдесят пятом цеху. К октябрю 1993 года экипаж доукомплектовался матросами и старшинами контрактной службы, став на сто процентов профессиональным.

14 мая 1994 года К-141 был спущен на воду. Там же, в Северодвинске, корабль впервые посетила делегация Курска. А вскоре была подписана и директива о присвоении атомному подводному ракетному крейсеру К-141 наименования «Курск» в честь победы на Курской дуге. Потом были швартовые, заводские и ходовые испытания, проверка торпедного, ракетного комплексов, ракетные и торпедные пуски. 30 декабря 1994 года был подписан Государственный акт о приемке корабля флотом от промышленности. 20 января на «Курске» подняли Андреевский флаг. Поднимал его старший боцман корабля старший мичман Николай Мизяк. На Татьянин день, 25 января, покинули Северодвинск и взяли курс на родное Видяево.

Когда экипаж корабля впервые увидел определенную им казарму, ее вид вызвал оторопь. Некогда принадлежавшая выведенной в АФИ К-131, она была полностью разграблена. Посреди коридора грудой дров валялось лишь несколько разбитых прикроватных тумбочек. А потому всё — от электрики до цветов — делали и доставали сами, как могли.

Меня долгое время удивляло, почему в советском военно-морском флоте столь малое внимание уделяли названиям кораблей, и прежде всего подводных лодок. Да и те, что присваивались, были порой весьма случайны. По сути дела, имена собственные присваивались только тогда, когда этого уже нельзя было не сделать. Так передавались по наследству вместе с гвардейскими и краснознаменными флагами имена кораблей, прославившихся в истории флота, имена подшефных областных комсомольских организаций, имена государственных деятелей и заслуженных адмиралов. Шефские связи в ту безмятежную пору носили характер скорее праздничный, чем деловой. Подводный флот при этом почти на сто процентов был номерной. Атомоходы именовали, как правило, литерой «К». Дизельные подводные лодки — «Б» или «С», с указанием соответствующего тактического номера. Сегодня говорят, что это делалось исключительно в интересах секретности и скрытности. Возможно, отчасти дело обстояло именно так, однако мне все же кажется, что помимо этого существовала и еще одна причина. Советским адмиралам, создававшим величайший флот мира и занятым в силу этого множеством неотложных дел, было просто некогда заниматься подобными мелочами. Численность корабельного состава стремительно росла, а потому даже номера приближались к четырехзначным. К именам же собственным начали возвращаться только тогда, когда катастрофически стало сокращаться строительство флота. Когда же к середине девяностых обстановка стала вообще критической, моряки были вынуждены обратиться за помощью ко всей России. Они стали называть свои корабли именами городов, и города, прекрасно понимая всю подоплеку происходящего, не оставили своих новых подшефных в беде, помогая всем, чем могли. Теперь шефство обрело совершенно иной смысл. Теперь устойчивые шефские связи стали залогом выживания как кораблей, так и их экипажей. А потому, когда АПРК К-141 получил наименование «Курск», командование не без основания полагало, что руководство Курской области их в беде не оставит. И не ошиблось! Курск сделал все возможное, чтобы облегчить жизнь и службу «своим» подводникам. В далекое Видяево отправляли продукты, деньги и предметы первой необходимости. В Курске не раз были делегации корабля, а в Видяево — представители города и области. В 1999 году в Курск на отдых был приглашен весь экипаж с женами и детьми. Поехали не все, но очень многие. Для многих это был один из самых больших праздников в их жизни. Город подарил кораблю автобус. Этот «пазик» с надписью «Курск» и теперь колесит по разбитым видяевским дорогам. Теперь на нем возят вдов… Я не являюсь поклонником бывшего губернатора Курска Руцкого, однако в отношении своего подшефного корабля он делал все, что мог, и даже больше. Скорее всего в этом случае офицерское начало в нем было неоспоримо выше политических расчетов.