Я стоял совсем рядом, за его спиной. Внезапно он обернулся и посмотрел прямо на меня. Он был так близко, что я чувствовал на лице его дыхание. Я инстинктивно вытянул руку, чтобы он не наткнулся на меня. Внезапно я почувствовал резкую боль в руке и увидел, что костяшки пальцев все в крови. В тот же момент я услышал звон разбитого стекла. И тут же все исчезло — и он, и девочка, и чадящий очаг, а я, въехав правой рукой в низкое окно старой кухни в полуподвале моего килмартского дома, стоял в знакомом дворе.

Шатаясь, я вошел в открытую дверь котельной. Мне было очень плохо, но не от вида крови, а потому что меня страшно рвало, просто выворачивало наизнанку. Сотрясаясь всем телом, я оперся рукой о каменную стену котельной. Из пораненных пальцев к запястью стекала струйка крови.

Наверху, в библиотеке, зазвонил телефон — громко, настойчиво, словно призыв из забытого, ненужного мира. Я к нему не пошел.

Прошло, наверное, минут десять, не меньше, прежде чем рвота прекратилась. Я присел на груду дров в котельной, стал ждать, когда мне будет лучше. Самым неприятным было головокружение: я не решался встать. Порез на руке был не сильный, и вскоре с помощью носового платка мне удалось остановить кровь. С того места, где я сидел, мне было видно разбитое окно и осколки стекла на земле. Возможно, позже удастся восстановить всю картину, определить, где именно стоял мой проводник, вычислить, какую площадь занимал исчезнувший дом — он ведь стоял на месте нынешнего внутреннего дворика и части дома. Но это потом. Сейчас у меня не было на это никаких сил.

Интересно, видел ли меня кто-нибудь, когда я брел через поля, пересекал дорогу у подножья горы, взбирался по тропе к Тайуордрету. Хорошенькое зрелище должно быть! В том, что я там был, у меня не было никаких сомнений. Грязные ботинки, разодранная штанина, влажная от пота рубашка — все это говорило не о развлекательной прогулке к скалам.

Наконец, когда тошнота и головокружение прошли, я осторожно поднялся по черной лестнице в холл, прошел в закуток, где Магнус держал разный хлам — дождевик, сапоги и прочее — и взглянул на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Вид у меня был более или менее нормальный — слегка побледнел и только. Срочно нужно было чего-нибудь выпить, и покрепче. Но тут я вспомнил, как Магнус говорил: «Никакого спиртного как минимум в течение трех часов после принятия препарата. Потом немножко можно». Чай, конечно, не то, но вдруг все-таки поможет, и я прошел на кухню — поставить чайник.

Когда Магнус был ребенком, здесь находилась столовая: он переделал ее совсем недавно. Ожидая, пока закипит чайник, я выглянул в окно и посмотрел вниз, во двор. Он был вымощен камнем и со всех сторон окружен старой замшелой стеной. Магнус как-то в порыве энтузиазма попытался переделать его в уютный патио (так он его называл), где, если вдруг случится невыносимая жара, он мог разгуливать нагишом. Его мать, как он мне объяснял, никогда не занималась благоустройством этого дворика, потому что в него выходили только окна бывшей кухни.

Теперь я смотрел на этот двор совсем другими глазами. Невозможно представить все то, что я только что здесь видел: грязный двор с коровником, дорога, ведущая к лесу на склоне холма. И я сам, бредущий вслед за всадником через лес. Может, это все были лишь галлюцинации, вызванные чертовым препаратом? Когда я с чашкой чая в руке проходил через библиотеку, снова зазвонил телефон. Я подумал, что это, скорее всего, Магнус, и не ошибся. Его голос, как всегда четкий и уверенный, привел меня в чувство быстрее, чем любое спиртное, которое мне все равно в данный момент возбранялось пить, или тот же чай. Я уселся на стул и приготовился к долгому разговору.

— Я тебе звонил много раз, — сказал он. — Ты забыл, что обещал сам позвонить в половине четвертого?

— Не забыл, — ответил я. — Просто я был занят кое-чем.

— Догадываюсь чем. Ну как?

Я наслаждался этой минутой. Мне хотелось немного помучить его неизвестностью. Сама мысль об этом наполняла меня приятным ощущением власти. Но я понимал, что это ребячество и что я должен все ему рассказать.

— Сработало, — сказал я. — Стопроцентный успех.

По молчанию на другом конце провода я понял, что для него это полная неожиданность. Он был уверен в неудаче. Когда, наконец, я вновь услышал его голос, он звучал так тихо, как будто Магнус разговаривал сам с собой.

— Не могу в это поверить, — сказал он. — Просто потрясающе… — но как всегда быстро овладев собой, продолжал: — Ты сделал все точно по инструкции, как я тебе велел? Рассказывай все по порядку… Подожди, а ты себя хорошо чувствуешь?

— Да, — сказал я. — Вроде бы, да. Хотя чертовски устал, порезал руку, и меня сильно тошнило.

— Пустяки, дружище, сущие пустяки, Это быстро проходит. Продолжай.

Его нетерпение передалось мне, и я пожалел, что он сейчас не здесь, рядом со мной, в этой комнате, а за триста миль отсюда.

— Прежде всего, — начал я, очень довольный собой, — никогда не видел ничего более ужасного, чем твоя с позволения сказать лаборатория. Какой-то чулан Синей Бороды, ей-богу! Все эти зародыши в банках, а эта отвратительная обезьянья голова…

— Замечательные экземпляры, и очень ценные, — прервал он. — Не отвлекайся. Я знаю, для чего они мне, а ты — нет. Рассказывай, что произошло.

Я отхлебнул глоток остывшего чая и поставил чашку.

— Я взял ключ, открыл буфет и нашел там пузырьки, — начал я. — На каждом помечено: А, В, С, все как положено. Я отлил ровно три деления из бутылки А в мензурку. Все точно. Затем я проглотил содержимое, поставил пузырек и мензурку на место, закрыл буфет, лабораторию и начал ждать, что же будет дальше. Ничего.

Я сделал паузу, чтобы информация как следует дошла до него. Магнус молчал.

— Так вот, — продолжал я, — я вышел в сад. По-прежнему ничего. Ты мне говорил, что время начала действия препарата колеблется от трех-пяти до десяти минут. Я ожидал приступа сонливости, хотя ты вроде об этом не упоминал. Но поскольку вообще ничего не происходило, я решил прогуляться. Перелез через стену возле беседки и по полю направился к скалам.

— Идиот, — сказал он. — Я же велел тебе оставаться в доме, по крайней мере, во время первого эксперимента.

— Да, помню. Но, честно говоря, я не ожидал, что препарат подействует. Я решил так: если что-нибудь почувствую, тогда сяду где-нибудь и отдамся во власть прекрасного сна.

— Полный идиот, — повторил он. — Это происходит совсем не так.

— Теперь я и сам знаю, — сказал я.

Затем описал все, что со мной произошло с того момента, как препарат начал действовать, до того, как я разбил стекло в кухне. Он ни разу меня не прервал, только изредка, когда я замолкал, чтобы перевести дух и сделать глоток чая, он бормотал: «Дальше… дальше».

Когда я закончил, рассказав, как меня выворачивало в котельной, наступило гробовое молчание. Я уже было подумал, что нас разъединили.