– Мой Бог, – тихо выдохнул Лукас, чувствуя, как сердце заколотилось сильнее. Он предполагал увидеть красивый дом, но то, что открылось его взору, превзошло все ожидания.

– Ух ты, черт бы его побрал, – пробурчал Робин Роджер, крепко сжав руку Лукаса.

Лукас почувствовал, как весь напрягся. Не в состоянии оторвать глаз, он вдохнул поглубже, глядя на великолепный замок, на его мраморный фасад, сверкающий белизной при свете луны, на арки окон, тщательно подстриженные лужайки и кусты. То чувство, которое переполняло его, было не просто завистью или ненавистью, обычно он нормально переносил чужое богатство. Нет, что-то иное, более глубокое и сильное, то, чему он пока не мог дать названия, родилось в его душе. Когда он наконец понял, что это за чувство, то судорожно проглотил подкативший к горлу комок. Это было не что иное, как… желание. Он вдруг страстно, отчаянно захотел, чтобы это место принадлежало ему.

– Проклятие, – еле слышно выругался он.

– Для чего ты привел меня сюда? – спросил Робин, переминаясь с ноги на ногу.

Лукас отвел взгляд от великолепного дома и обнял старика.

– А ты сам как думаешь, зачем? Мы пришли, чтобы ограбить…

– Нет! – Робин замахал дрожащей рукой. Он выпятил нижнюю губу и указал большим пальцем на особняк. – Я догадываюсь, почему ты привел меня сюда…

– Почему нет? Я… – Лукас резко замолчал, увидев внизу холма, совсем рядом с воротами Джермейн-Хауса, двух всадников.

– Черт, так я и думал, – бросил Смайли и что есть силы побежал прочь.

– Дьявол! – крикнул Лукас. Даже в темноте он мог разглядеть жезл констебля. – Это твоя вина, Фиггенботтем, констебль не пожаловал бы в поместье, если бы ты не спер эту старую клячу, да еще именно тогда, когда мы собирались его обчистить.

Ветер подхватил хриплые голоса, и констебль указал в их сторону. Он что-то сказал своему компаньону. Судя по ливрее, это скорее всего был слуга, и оба, пришпорив лошадей, круто развернулись и поскакали по направлению к трем бродягам.

Лукас снова грубо выругался и бросился бежать, таща за собой Робина.

– Быстрее, – оборачиваясь на ходу, кричал Смайли. – Брось эту старую развалину, иначе нам от них не уйти.

Когда стук копыт за их спинами стал громче, Лукас признал, что Смайли был прав. Ему нужно отделаться от Робина, иначе не убежать от констебля. Эта болотистая пустошь круглая, как тарелка, и нечего и думать, что можно где-то спрятаться, а Робин передвигается недостаточно быстро. И в одно мгновение Лукас понял, что должен делать.

– Сюда! – крикнул он, направляясь в сторону приближающихся всадников. Затем дал Робину хороший пинок. – Уходи, старина. Беги вместе со Смайли. Когда доберетесь до Лондона, скажи остальным, чтобы действовали в соответствии с нашим планом. Я же постараюсь дать деру из тюрьмы, как только смогу.

– Ну уж нет, Лук, лучше я сам сдамся. – Робин наморщил лоб, стараясь подтолкнуть Лукаса вперед. – Беги, Лук, беги!

– Нет, Робин. – Лукас быстро обнял старика, затем толкнул его с такой силой, что тот покатился вниз по холму, прочь от приближающихся всадников. Тогда Лукас сошел с дороги и побежал прямо через пустошь, изо всех сил размахивая руками над головой. – Давайте, проклятые идиоты! Вот он я! Не можете справиться с одним обычным воришкой?

Нет, они как раз смогли. Вскоре оба всадника уже склонились над ним, сидя на своих низкорослых лошадях. Лукас поклонился с преувеличенной элегантностью. Суровый констебль поднял жезл, как будто хотел стереть усмешку с красивого лица Лукаса. Черт, пожалуй он не заслужил такого удара!

Лукас вытер разбитую губу и засунул руки в карманы. Он беспечно оглядывался по сторонам, как будто только и делал, что стоял, поджидая их.

– Однако вам пришлось потрудиться!

– Молчать! – рявкнул констебль. – Хватайте его!

Слуга спрыгнул с лошади и заломил руки Лукаса за спину.

– Может, связать его? – предложил слуга.

– Пожалуй, и отвезем его к графине. Ведь это у нее украли лошадь.

Мужчина, который, по-видимому, служил у названной леди, грубо затянул веревку на запястьях Лукаса и, склонив его шею, просунул в петлю. Затем он вскочил на лошадь и потащил пленника вниз по холму. Лукас не хотел доставить им удовольствия своим падением и поэтому побежал, изо всей силы стараясь удержаться на ногах и не отстать от скачущей лошади.

Они миновали главный вход в поместье – замысловатые кованые ворота и, обогнув великолепный особняк, подошли к главному входу здания, столь же величественного, как и его имя – Соронто-Холл, как сообщил слуга. Их прибытия, должно быть, ожидали, потому что, как только они подошли к дверям, те распахнулись, и перед ними предстал щеголевато одетый дворецкий. На нем были длиннополый сюртук, короткие, до колена, бриджи и белые чулки. Его глаза, серые, как осенний дождь, смотрели на Лукаса с холодной брезгливостью. Он прищурился, разглядывая воришку, словно неуловимую крысу, которая хозяйничала в его кладовке и наконец попалась в ловушку.

– Это он? – с видом триумфатора проговорил дворецкий гнусавым голосом.

– Да, скажите госпоже, что мы поймали человека, который украл ее лошадь, – кивнул констебль, когда слуга с гордым видом дернул за веревку на шее Лукаса. Тот обеими руками ухватился за веревку, но не издал ни звука.

Вскоре дверь отворилась, и появилась величественная женщина с темными, тронутыми сединой волосами, пронзительно синими глазами и напудренной неестественно белой кожей. Лукас невольно зажмурился: такого роскошного платья он не видывал за всю свою жизнь. Переливчатый алый шелк, украшенный драгоценными камнями и расшитый бисером… Дама подняла глаза и окинула Лукаса с ног до головы спокойным пристальным взглядом.

– Так это он? – холодно поинтересовалась она.

– Да, ваше сиятельство, – отвечал констебль с легким поклоном.

– Вы нашли лошадь? – спросила она, едва шевеля тонкими губами.

– Да, ваше сиятельство, это недалеко от «Серебряной подковы».

Она улыбнулась одними губами.

– Отведите его в местную тюрьму. Его хорошенько проучат там, а потом повесят за дерзкое преступление. Если он не проявит должного раскаяния.

Она повернулась и, не проронив больше ни слова, быстро направилась к выходу, шелестя шелком. Ноздри Лукаса раздулись, он крепко стиснул зубы. Он знал, что означает «должное раскаяние». Ему придется на коленях умолять сохранить ему жизнь, а потом он останется ее рабом, каждое мгновение благодаря за посланную милость.

Эта мысль причиняла ему большее страдание, чем веревка, которая больно врезалась в кожу. Лукас думал, что ему потребовалось бы прожить еще не один год, чтобы снова увидеть проявление такой высокомерной ненависти. Он считал себя королем среди своего сброда, поэтому ему не подобает пресмыкаться перед любой знатной дамой вроде этой. Как он презирал богатство! Ну ничего, он еще покажет им… Но придется подождать. И он подождет…