Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять не поймался – так он все деньги попросит ему отдать, до копейки. «Зачем тебе деньги? – говорит. – Я тебе на обратную дорогу выдам». Уж, кажется, все ему отдал, а он: «Вон у тебя в кармашке 30 копеек лежит. А говоришь – все!»
И уж если все испытания выдержал, тогда только обучение продолжается.
Еще у него любимое действо: как только приезжаешь и он тебе дверь открывает, то спрашивает: «Ты кто?» Причем артистично, с неподдельным удивлением, как будто в первый раз тебя видит. Я ему просто отвечал: «Я – Игорь!» Без сложностей, потому что он игру подхватит и так тебе голову заморочит, что уже и не вспомнишь, кто ты есть.
Такие вот в этой традиции приемы: простые вроде, но очень жесткие. Первая проверка – совратить человека. Нажать все кнопки – и пусть спит себе, если не готов просыпаться: пусть ест, пьет. Занимается любовью, говорит о духовности, уж если приехал да еще денег привез. Вообще удивительные места в Средней Азии – это своего рода экологическая ниша для разных духовных традиций. Причем об их существовании как бы все знают: есть «пир», есть «дивана», есть дервиши…
Интересные сюжеты можно там наблюдать. Например, идет какой-то старец в тюбетейке, в халате, а за ним следует группа европейских мальчиков (которые уже и ислам приняли, и живут там), потому что этот старец – их учитель.
В последний раз мы к Мирзабаю вместе с Аркадием ездили. Сидим все за столом. Мирзабай расчувствовался, что наконец-то свершилось – прах матери привезли на родную землю… И тут Аркадий произносит сакраментальную фразу: «Вот бы о Мирзабае книгу написать, а фактического материала не хватает…» Проходит минут пять-восемь, и Мирзабай начинает рассказывать очень подробно о своей учебе на протяжении первых трех лет, как вообще реально выглядела эта учеба. Я сижу, у меня аж челюсть отвисла. Потом, когда он закончил, говорю всем: «Ребята! Это же надо! Мирзабай такое рассказал!» Они все: «Чего, чего?» Никто ничего не слышал. А Мирзабай так рассказывает: что-то расскажет, что-то вставит. Так вот, вставки слышали все, а сам рассказ – никто. Такого подробного рассказа я от него никогда не слышал, за все годы нашего общения.
Через некоторое время Мирзабай тут же, за столом, рассказал принципы дервишской жизни. Причем «от» и «до». И так на Аркадия поглядывал… Мол, парень, ты, кажется, хотел практический материал, а тот «…пещера Платона, пещера Платона»… Дело в том, что Аркадий с доктором Толиком (известный в Ташкенте хирург) все время рассуждали про пещеру Платона. Они явно этим наслаждались, хвалили друг друга, два интеллигентных человека, действительно интеллигентных. А я их все время подначивал: «В пещеру Платона залезли, ничего не видите».
И тут Мирзабай на чистом русском языке и говорит: «Однажды ученик Платона…»
Все так и встрепенулись: он всегда говорит по-русски с акцентом, всегда плохо – как бы плохо, потому что он на этом «как бы плохо» такие перлы рождает – диву даешься. Например, известно, что всякое волнение – это как бы ревность (не меня, не обо мне), и вот Мирзабай такой перл родил – «не ревнуйся». Или еще: «Жевательная резинка. Называется доброта». И это человек плохо знает русский язык! А вот еще: «Вопрос задает – голос слушает».
Итак, на чистом русском языке мы услышали следующую притчу. Однажды ученик Платона заявил, что превзошел своего состарившегося учителя. Платону доложили об этом, и он предложил устроить соревнование с учеником. Ученик согласился. Тогда Платон сказал: «Пусть каждый из нас приготовит яд. И каждый воспользуется любым противоядием. Кто останется жив, тот и прав, а поскольку я действительно уже стар, то первым выпью яд, приготовленный моим учеником».
Целую неделю готовил яд ученик Платона; приготовил – и на площади, при свидетелях, как положено, Платон благодарит ученика, выпивает кубок с ядом и уходит. Заранее была приготовлена ванна с молоком, куда Платон сразу и погрузился. Вокруг него девушки пляшут, музыка играет. Народ слушает, как умирает Платон, – а там как бы идет гулянье. Платон между тем посидел в ванне с молоком, молоко из него весь яд выбрало, и на следующий день он, целый и невредимый, предстал перед изумленной толпой. Ученик – в шоке.
«Теперь моя очередь, – говорит Платон. – Но я действительно не такой молодой, как ты, и мне для изготовления яда понадобится сорок дней». На эти сорок дней нанимает Платон человека и поручает ему по ночам стучать молотком о ведро (тюк-тюк, тюк-тюк), а сам развлекается: музыка, девушки. Ученику докладывают, что по ночам Платон стучит – изготавливает яд. И так сорок дней. Мирзабай замечательно сказал: «На сороковой день наливает Платон „чистый минеральный вода“ (подчеркнул – „минеральный“), подносит ее ученику, ученик выпивает и умирает».
Мы замечательно ездили к Мирзабаю и, конечно, общались с ним, но, чтобы начать его слышать, нужны время и практика. Большинство людей поначалу слышат только «вставки».
Помню, когда я шестнадцатилетним мальчишкой на завод пришел, в механический цех, я никак не мог понять, чего от меня хотят, когда говорят: «Трам, тарарам, тарарам, пам, пам, напильник там…» Я: «Что?» – «Ах, ты, там…» и т.д. Прошло немного времени, и я уже слышал просто: «Дай напильник».
То есть в этом у меня есть опыт – из мата слова вылавливать.
Вот и получается – все сидят за столом, человек открыто рассказывает, а его никто не слышит. Причем в наш последний приезд Мирзабай рассказывал обо всем очень подробно.
Вот, например, такой эпизод. Мастер Мирзабая – Йоллу – всегда носил с собой большой мешок, где могли оказаться совершенно неожиданные вещи. Однажды сели они в автобус, а денег нет. На остановке водитель собрался пить чай, и Йоллу вынул из своего мешка целый килограмм сахара и отдал этому водителю. Мирзабай тогда не мог понять, зачем было отдавать весь сахар, но потом они все время ездили бесплатно на этом автобусе.
Говорили, какая-то семья приехала к Мирзабаю с ребенком. Им повезло – они увиделись с Йоллу. Он прикинулся совсем сумасшедшим и подарил ребенку электрическую лампочку из своего мешка, не перегоревшую. Родители долго недоумевали, что это значит.
Кто-то мне рассказывал, что однажды Йоллу устроил такую провокацию. Сделал так, чтобы все видели, как он пошел в ресторан и устроил там кутеж на деньги, которые ему подавали сердобольные односельчане. Настоящий кутеж, с танцовщицами. По их восточным понятиям, просто оргию. После этого инцидента группа возмущенных правоверных поджидала его у выхода из ресторана. Его избили (так, чтобы убить), потом кинули в арык и ушли. Утром эти же люди приходят на базар… Йоллу танцует.
Когда сотрудники ГБ приехали к Мирзабаю, нас всех там «повязали», обыскали, затем по одному выпускали на улицу, потом, разумеется, отвезли на допрос. Так вот, когда меня выпустили на улицу, один милиционер из оцепления попросил у меня сигарету и спрашивает: «Почему вы ездите к этому Мирзабаю? Я тебе скажу, у нас в соседнем колхозе Пир живет, я и сам ему каждый месяц десятку даю. Как не дать? А вдруг что-то случится?!»
Я, помню, тогда замечательную объяснительную написал после допроса: «Я, такой-то, такой-то, езжу к Мирзабаю потому, что интересуюсь проблемами резонанса между объективной и субъективной реальностью. Знания, которые передает Мирзабай, помогают мне решить эти проблемы».