– Похвально, очень похвально. И на кого учиться собираетесь?

– Учителем хочу стать.

– Учителем? И чему вы хотите детей учить?

– Читать, писать по-русски.

– … я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин… Стало быть вам в педагогический нужно!

– Стало быть!

– А остановиться в Целинограде есть у кого?

– Да, мама написала.

– Ну, что ж! Поможем, завезём! Поможем, Иван Федотович? – с улыбкой спросил водителя Лев Аркадьевич.

– А от чего не помочь, если адрес известен, – с участием ответил водитель.

– Известен, – с неким воодушевлением сказал Лев Аркадьевич.

Сегодняшняя встреча и для Льва Аркадьевича не стала рядовым событием. Юная девушка его тоже несколько взволновала – Алевтина была необычно красива для деревенской девушки, – такую и в городе не часто встретишь, – подумал Лев Аркадьевич.

– А вы учились? – спросила Аля.

– Я? – задумавшись, переспросил Лев Аркадьевич, – я, да. Этим летом пять лет, как отучился.

– Такой молодой, а уже директор.

– Почему же директор? – засмеялся Лев Аркадьевич.

– Машина, – Аля кивнула на водителя.

– Нет, я не директор. Работаю я в Обкоме, а машина не моя. По поручению ездил, – Лев Аркадьевич поймал взгляд водителя в зеркало заднего вида, – подремлите, дорога дальняя, – сказал Лев Аркадьевич, снова взяв бумагу в руки.

Казахская степь ровная и бескрайняя, словно поросший степной травой океан. Маленькие деревеньки, изредка попадавшиеся на пути, своими пустынными улицами напоминали необитаемые островки, затерянные в бесконечности этого океана.

Несменяемый пейзаж действует успокаивающе, и везде кажется родным, будь ты за тысячу вёрст от родного дома, а всё тот же кузнечий треск и ковыль, разливаясь волнами под степным ветерком, напомнят вид из домашнего окна.

Во сне Аля видела себя десятилетним подростком, как она купается с соседскими ребятишками на речке, загоняя в марлю мальков. Кусочек черствой горбушки, смоченный в речной воде, к вечеру казался самым вкусным лакомством на свете. Купания на речке сменились прятками в огуречнике. Черная машина притягивала солнечный свет, накаляя воздух внутри, видимо, поэтому Але снилось, как она брызгалась прохладной водной из бочки в огуречнике, после чего папка бранился за мокрую дорожку. А ещё – мама, снилась мама. Как её нежные руки вытирали Але мокрое лицо. Смех и радость мамы казались такими родными и далёкими, что горькие слёзы потекли из закрытых глаз Алевтины.

– Адрес нужен? Куда завозить? – от слов водителя Аля открыла глаза. Её голова лежала на плече Льва Аркадьевича.

– Приехали, – улыбнулся Лев Аркадьевич, – Целиноград! Нужен адрес.

Глава третья

– В полночь автомобиль превратился в карету, и сказка исчезла вместе со сном? – спросила Марина Ивановна, выслушав историю Элеоноры Арсентьевны.

– Отнюдь… – продолжила рассказ Элеонора Арсентьевна, – Адреса не оказалось.

– Как это?

– На том месте уже стояли новые многоквартирные дома. Старые дома снесли, а жильцов расселили. Я даже не знала тех людей, и никогда больше не искала. Поняв, что я осталась ни с чем, Лев Аркадьевич предложил остановиться в ведомственной квартире. Тогда я в первый раз поняла, что что-то не так. Водитель спросил у Льва Аркадьевича, что, мол, не будет ли кто-то чем-то не доволен. Я не расслышала кто и чем. Я даже не придала значения этому. В ответ, Лев Аркадьевич попросил его не придавать этому значения и забыть, не оставлять же ему меня было на улице. Квартира была большая, высокие потолки, четвёртый этаж, мне казалось, что это выше нашей сопки, – рассмеялась Элеонора Арсентьевна. – Богатая мебель, посуда, и даже телевизор. Я тогда телевизор только у соседей смотрела, у нас только радио было. Лев Аркадьевич уехал и попросил ждать его завтра. Приехал он только через день. Я даже начала волноваться, но что мне было делать. Сидела, как мышка, и смотрела весь день напролёт в окно, это была самая настоящая сказка. А утром он приехал. Без водителя, без машины. Нашёл мне комнату около института, сам оплатил, а через месяц, когда уже поступила, пошла в общежитие жить. Мы практически не виделись. Раз в полгода, может, реже. Он заезжал справиться как у меня дела. Потом, случайно, я узнала, что он каждый месяц справлялся моими результатами, звонил в институт.

Однажды, он меня дожидался около общежития, пригласил в кафе, потом пошли в кино – мороженое ели. А когда он меня проводил до общежития, он меня поцеловал – впервые. Наверное, это был второй, или даже третий курс. Я обомлела. Толи от страха, толи от счастья. Нужно ли говорить, что я влюбилась в него в ту же секунду, как только он открыл дверь автомобиля, когда я его впервые увидела?! К этому моменту я была без ума от него. Я скрывала свои чувства, как только могла. Возможно, он и не замечал этого, хотя, нередко ловил мой взгляд, когда, украдкой, я, словно дикий зверь, впивалась в него своим взглядом. Его красота была неземной – это и было причиной его женитьбы. Я помнила, что он был женат. В тот день он снял обручальное кольцо. Я это заметила, но спросила только после поцелуя. Он ответил мне, что это не развод – чтобы не доставлять кольцом неудобства мне, что–то вроде этого. Я попросила его надеть, и снять только тогда, когда он разведётся. Но на разводе я никогда не настаивала. Для меня существовал только он! Только он!

Если бы я знала, где он живёт, я бы как собака сидела под его окнами, лишь бы его увидеть. В институте было много мальчишек, весь поток был в меня влюблён, я была красивая, не то, что сейчас, – Элеонора Арсентьевна посмотрела на свои морщинистые руки, – но я их даже не замечала. Лёва был мой киногерой в реальной жизни. Конечно же, я не смогла устоять. В тот же вечер, он сказал, что никогда не бросит свою жену и поймёт, если я не захочу нашего общения, но я не смогла.

Я вбежала в комнату, словно птица, вырвавшаяся на свободу – в мир своей стихии. Любовь стала моей стихией – стихией чувств и эйфории! Лёва относился ко мне очень вежливо, не позволял никаких непристойностей. Поцелуи. Какие они были сладкие! Я до сих пор помню аромат и тепло его губ. Это как запах и вкус из детства – помнишь всю жизнь! Мы встречались редко, но это были незабываемые дни, я помню каждый день в отдельности. Помню, какого числа это было, куда мы ходили, в какой одежде он был. До сих пор, веришь?

Я