class="p">– Опять он? – нахмурился Эдем. Естественно он помнил, почему родители запретили мне сюда возвращаться. Теперь он меня сдаст, – Этот дикарь?

– Да – ответила я и пошла переодеваться, – и не надо играть роль старшего брата. Я сама всё помню и не надо сейчас мне читать нотации.

– Он же опасен для тебя, – крикнул брат, – родители запретили тебя с ним общаться. Он же псих.

Перепрыгнув через периллы лестницы, мне не составило труда вернуться к брату, подойти к нему вплотную и прошипеть:

– Не смей так его называть, – брат немного вздрогнул, – ты просто в обиде на него, за то, что мы не брали тебя с собой. Но пойми, – увидев его детские глаза, в которых до сих пор была обида, я смягчающе улыбнулась, – ты не тот, человек, который полюбил бы такую вот игру с природой. Тебе только тусоваться и нравится. Рикки видел в тебе это ещё тогда.

– Родители, – вот же вредина – запретили тебе.

– Я давно уже не маленькая Эдемс, – огрызнулась я – между прочим я совершеннолетняя и могу теперь думать своей головой, – в его глазах промелькнула зависть, – тем более ничем опасным мы не занимались.

– Никаких пантер, плавания с акулами и прыжков со скал?

– Нет, – ответила я, – но спасибо за идею, непременно ею воспользуюсь.

– Нет, Лирель, –крикнул брат, – я же волнуюсь за тебя. Что если с тобой что-нибудь случиться? Здесь столько опасных тварей и вообще здесь повсюду очень опасно.

– Ты трус, – усмехнулась я, – именно поэтому тебе не надо обижаться, на то, что я не брала тебя с собой.

Я знала, что он обидеться. Но ведь лучше правда, чем ложь и отмазки.

– Отдыхайте, – весело крикнула я очумевшим друзьям и брату, – вилла в вашем распоряжении, можете устроить вечеринку и пригласить местных богачей. Только громко не шумите. Джунгли всё слышат.

– Братишка, – смягчилась всё же я, – обещаю, что возьму тебя погулять с Рикки если ты будешь себя хорошо вести. Но сначала я наслажусь свободой сама.

Друзья восприняли моё разрешение на вечеринку очень буквально и уже на следующий день собрали солидную тусовку из местных богачей в моём доме. Я была рада. А ещё, вскоре после ссоры с братом, они устроили мне радикальный допрос: что это за Рикки, какую опасность он для меня представляет и где я вообще пропадала?

Но ответа как такового они не получили. Ночью следующего дня мне не сиделось на месте. Шумная вечеринка внизу меня ничуть не интересовала. Сердце билось, как заведённое, а понять от чего я не могла. Может от предчувствия приключения? Не знаю почему, но я надела купальник и оделась в любимые шорты с майкой. А потом около часа просто сидела и ждала. Пыталась почувствовать немую связь. И кажется почувствовала, она кричала мне только одно: он придёт за мной. Я оказалась права. В тот момент, когда я уже решила самой идти на поиски друга, он влез в моё окно. С его ростом это было довольно-таки грациозно. Я была ему по грудь, и это придавало ему мужественный вид.

«Как долго, – усмехнулась я, – я думала, что проскучаю тут всю ночь»

«Твои друзья не скучают, – улыбнулся он, – спасибо, что не устроила тут дискотеку на полную мощь»

«Многие твои друзья спят, – мило хихикнула я – дружи с природой, и она будет дружить с тобой»

Мы вылезли через окно и двинулись в джунгли. Он шёл так быстро, как будто жаждал меня привести в особое место. За несколько минут до прибытия, Рикки замедлил шаг. И тут до меня дошло, куда мы шли. Это было кладбище. Маленькое местное кладбище.

«Меня просили стать вожаком, – показал мне Рикки, – но я отказался. Я люблю свободу»

«Твоя мама похоронена тут? – спросила я – мы ведь на кладбище?»

«Да – показал он – хочу, чтоб ты с ней попрощалась»

Мы пошли вдаль. Через пару минут Рикки пропустил меня в перёд. И я увидела маленькую аккуратную могилку, на которой весела табличка: «Милан – (надпись на индейском) – святая»

«Её признали? – спросила я. Рикки ещё в детстве рассказал мне о том, что его дед – вожак индейского племени не смог простить дочери связь с моряком. Её стали считать изгнанницей, – твой дедушка, простил её?»

«Да, – грустно ответил дикарь, – у нас, – он показал это не охотно, – в нашем племени прощение следует после смерти. Мне это не нравится. Не хочу быть вожаком в таком племени. Я единственный внук Калима – это имя его дедушки – именно поэтому ему пришло смириться с моей разбавленной кровью. Но, – Рикки был таким грустным, что мне стало не по себе, – не хочу быть обязанным кому – то, не хочу привязывать себя к племени. К племени, которое отказалось от моей матери»

«Она была святой, – ответила я, – а племя отказалось от вас. Я бы также поступила на твоём месте»

Почему все так стереотипно относятся к любви? Моряк действительно любил Милан. Он говорил это мне, маленькой девочке. Рикки не слышал этого. Когда я осталась наедине с Денни, то он один единственный, раз сказал мне: «Я люблю эту женщину. Она не грамотна и многого не знает, но она так добра и красива. Она просто ангел. Ангел, с которым мне не суждено быть вместе. Я люблю женщин, я недостоин моего сына и любви Милан» Мне было на тот момент одиннадцать. Я понимала, о чём он говорит. Почему он сказал это мне? Думаю, он считал меня близким другом для сына, который способен понять старого мужчину. Он осознавал, что это он клеймил доверчивую девушку знаком изгнанницы, когда породил в ней Рикки. Ему было очень стыдно!

Мы постояли несколько минут возле могилы, и я попрощалась с Милан. Почему Рикки привёл меня сюда? Он ответил, не дожидаясь моего вопроса: «Она хотела попрощаться с тобой. Перед смертью, она вспомнила маленькую, городскую дикарку»

Поплакав на плече у друга, мне стало казаться, что я не смогу покинуть больше этот остров. Или не смогу покинуть Рикки? Что делало меня свободной? Друг или то место, где мы были вместе?

Дальше он взбодрился. Как будто легко пере щёлкнул настроение скорби на энтузиазм. Я понимала, что до моего возращения, он успел по скорбеть по матери. Всё равно он продолжает её любить и помнить. А ведь она когда-то говорила: «Грусть – это дань чему-то дорогому. А радость, умение показать смирение». И мой друг просто смирился.

Мы двинулись к огромной скале, которая называлась – скала духов. В детстве я