Мы все очень разные.

Ян, несмотря на высокий статус своего отца, рос настоящим хулиганом. Он ввязывался в драки, стоило кому-то лишь попытаться его зацепить. Он с малых лет ругался матом, чем не раз приводил меня в шок. Он не выносил бездействия. Стремительный, дерзкий, азартный, пылкий, напористый, выносливый, любопытный, бесстрашный… Он то и дело попадал в неприятности.

Рассудительный, великодушный и самоотверженный Святослав, конечно же, не мог оставаться сторонним наблюдателем. Поэтому всегда приходил на помощь Нечаеву, помогая выбраться из различных передряг.

Я не хотела играть с Яном. Он для меня всегда был из разряда «слишком». Уже тогда я знала, что Нечаева бы не одобрили мама с папой. Да и он сам со мной дружить не рвался. Когда мы встречались на футбольной площадке, с пренебрежением называл девчонкой, одуваном или просто «Ю». Последнее почему-то задевало сильнее всего. Он словно никак не мог запомнить мое имя! Сначала заявил, что такого не существует. Когда же я, дрожа от обиды, загуглила и ткнула информацию ему под нос, он хмыкнул, что делал постоянно, и сказал, что мои родители «те еще выпендрежники». Я тогда не сдержалась и расплакалась. Хотела сказать Нечаеву много плохих слов, но пока вспомнила хоть что-то, он просто развернулся и ушел.

В общем, он не хотел дружить со мной, а я не хотела дружить с ним. Но был Святик, с которым мы оба играли. Вот нам и приходилось терпеть друг друга.

А потом… Классу к третьему мы как-то свыклись и привязались.

Ян перестал меня цеплять, а я – кривиться на его ругательства. Осуждать возмутительные выходки тоже не получалось.

– Не смотри на меня так, – одергивал Нечаев сердито.

Мне стало казаться, что мое мнение для него важно. Что он не может быть другим, но боится моего разочарования. Что если я не приму его таким, какой он есть, его это ранит.

Может, глупо, но я понимала эти чувства.

Все чаще Ян заставлял меня смеяться. С горящими от смущения щеками я до слез хохотала над дурацкими и грубыми шуточками, которые бы привели моих родителей в ужас.

Однажды, перед Пасхой, мы шли из школы только вдвоем. Яна в самый неожиданный момент потянуло на приключения, и он решил идти домой не нашей привычной дорогой через дворы, а какой-то петлей через гаражи. Я боялась и отговаривала его от этой затеи. Но он, естественно, не слушал. Он никогда никого не слушал! И там на нас напали уличные псы.

– Бежим! – закричал Нечаев.

И рванул как ракета. А я не смогла – оцепенела от страха. Казалось, что как только повернусь к стае спиной, они вцепятся мне в спину. Ян мог бы убежать и остаться целым… Однако он вернулся за мной. И бросился прямо на собак. Одна из них его укусила, но в конце концов ему удалось прогнать их всех.

Я, как всегда, расплакалась, а Ян подобрал наши ранцы и, взяв меня за руку, повел домой.

– Ну, хватит, – буркнул он, скосив на меня какой-то особенно хмурый взгляд из-под торчащей, выгоревшей на солнце, челки, которую ему будто некому было вовремя подстричь. – Все нормально. Чего ты ноешь, Ю? Смотри, твой дом видно. Ты в безопасности. Не реви, а то твоя мама увидит и решит, что это из-за меня… Нет… – он сглотнул так громко, что я это услышала. – Из-за меня, конечно… Просто… Ты же не хочешь, чтобы они запретили нам дружить?

Я замотала головой и, притормозив, в отчаянной попытке остановить слезы, закусила губы.

– Есть платок? Или салфетка? – спросил Ян.

– Нет… – с трудом выдохнула я.

И тогда он, чтобы вытереть слезы, коснулся моего лица пальцами. Внутри меня словно какой-то вихрь взметнулся. Такой же стремительный, как сам Ян. А еще горячий и очень-очень странный. Я задохнулась, когда показалось, что это пламя, способное сжечь мне легкие.

Ян вздрогнул, будто сам обжегся… Выглядел так, словно испугался. А он ведь не боялся ничего. Отстранившись, больше Ян Нечаев ко мне не прикасался никогда.

Свят мог в любой момент обнять, притянуть к груди… Ян только смотрел и хмурился. А я смотрела на него. Все чаще и чаще зрительный контакт между нами задерживался. Я не должна была этого делать. Мне не нравились ощущения, которые Ян во мне вызывал. Это являлось не просто выходом из зоны комфорта. Это походило на прыжок с пирса в мутную воду. Восторг и ужас. До дрожи. До головокружения. До тошноты.

Я не знала, как это прекратить.

Я стала себя ловить на глупых мыслях. Мне хотелось к нему прикоснуться. И иногда, захлебываясь адреналином, я делала это… Будто бы случайно – во время игры. Ян был старше всего на год, а мне казалось, что он отличается от меня настолько, будто мы с разных планет. Мышцы, жар и плотность кожи, жесткие волоски, выпирающие вены… Он даже пах иначе, чем я. Иначе, чем все.

Я думала о нем, когда оставалась одна. Я думала так много, что перестала спать… И я… Я решила, что влюбилась в него как в мужчину. Пришла в ужас. Умерла от стыда. Ожила. Стала ломать голову над тем, как от этих чувств избавиться.

Но оборвал все Ян.

В один момент он перестал приходить на футбольную площадку. Святик знал, почему, но ничего не объяснял мне. Я чуть не выбросилась в окно, когда допустила мысль, что это из-за меня… Что он узнал о моих чувствах… Что ему стало противно!

Если бы была более смелой, точно бы выпрыгнула.

А потом… Впервые в жизни я симулировала грипп и второй день не ходила в гимназию, когда в мою комнату вошел папа и сообщил, что отца Нечаева арестовали.

– Чтоб я тебя с этим выродком больше не видел, – выругался, полоснув по сердцу.

Я промолчала. Не сказала, что Ян сам не желает со мной общаться. Слишком сильным было потрясение. Тюрьма – это ведь так страшно. Чтобы туда попасть, нужно совершить нечто, поистине кошмарное. Неужели отец Яна монстр? Меня это очень сильно напугало. Умом я понимала, что Ян в любом случае не виноват. Но стоило увидеть его в гимназии, меня начинало трясти от ужаса.

Я и тосковала по нему, и в то же время была рада, что он меня игнорирует.

Не знаю, как я за те месяцы не рехнулась. Хорошо, что рядом