Быстрым шагом подошёл комбат Лазарев. Увидев перевязанное лицо Астахова, спросил:

– Что, ранили, Василий?

– Песком хлестнуло, товарищ капитан.

– В санчасть тебе надо. С глазами шутить нельзя. Или Назаренко не отпускает?

– Пусть идёт, – пожал плечами ротный. – Обойдёмся как-нибудь. Савелий Балакин его заменит.

– А кто командира первого взвода заменит, который полчаса назад погиб? Или Астахов так плохо командует, если ты его с лёгкостью отпускаешь?

– Справляется…

Что-то в тоне старшего лейтенанта комбату не понравилось. Спросил Астахова:

– Как боевое крещение? Крепко японцы напирали?

– Умеют воевать, – отозвался Василий. – До линии окопов добрались. Штурмовой взвод напролом шёл. Вон в сетчатых касках валяются. Одного живьём хотели взять, он себя гранатой подорвал. Японского поручика ранили, а он снова поднимается. Получил ещё одну пулю, солдаты его вместе с мечом уволокли.

– Из «Дегтярёва» сам огонь вёл?

– Когда первого номера убили, товарищ Назаренко меня сюда послал. Дело знакомое, пострелял немного. А когда штурмовики к окопам приблизились, дал команду «лимонки» в ход пустить. Гранаты хорошие, часть японцев побили, других оглушили. После этого они отступили.

– Выходит, Астахов штурмовой взвод развернул. Так? – спросил комбат у Назаренко.

– Все воевали как надо, – отозвался ротный.

– Ну этих штурмовиков не просто остановить. Какие потери рота понесла?

Назаренко замялся. Выступил вперёд и доложил о потерях ротный санинструктор Федулов.

– Погибли одиннадцать человек, в том числе командир первого взвода. Восемнадцать раненых переправили на западный берег в санбат.

– Тяжёлых нет?

– Хватает, – вздохнул Федулов. – Штыковые ранения в живот, двоих осколками издырявило, у других по несколько пулевых ран от «Гочкисов» и автоматов.

Комбат снял фуражку и коротко обронил:

– За пару часов три десятка ребят выбыло. Ладно, закрепляйтесь на позициях.

Когда комбат ушёл, Астахов попросил санинструктора:

– Матвей Устинович, ты человек опытный, посмотри, может, без санчасти обойдусь.

– Иди-иди лечись, – отмахнулся Назаренко. – Комбат уже знает, что ты герой. Штурмовой взвод в одиночку переколотил.

Неприязнь ротного Назаренко к Астахову родилась уже давно, когда взвод Василия занял второе место в полку по стрелковой подготовке. Вроде бы радоваться надо, все успехи в зачёт роте идут. Но старший лейтенант почему-то решил, что Астахов его подсиживает. На этот раз Василий не выдержал:

– А без подковырок нельзя? Чего ты язвишь без конца?

Назаренко хотел что-то ответить, но промолчал. Перехватил неодобрительный взгляд старого земского фельдшера Федулова, которого уважали в роте. Да и весь второй взвод был явно на стороне своего командира.

Лишь политрук Боровицкий, появившийся, как всегда, после боя, назидательно выговорил Астахову, что со старшими командирами так грубо разговаривать нельзя – плохой пример для подчинённых. Но Боровицкий авторитетом в роте не пользовался, и никто не отреагировал на его поучения.

Тем временем Федулов, призванный недавно в армию, размотал повязку и внимательно осмотрел глаз. Удалив несколько песчинок кусочком влажного бинта, промыл глаз раствором марганцовки. Полегчало. По крайней мере, резь прошла.

– Остаюсь, – решительно заявил Василий.

– Думаю, нормально всё будет, – согласился с ним Матвей Федулов. – Тем более ветер стих, да и солнце заходит, слепить не будет. Повязка не нужна?

– Нет, – покачал головой лейтенант. – Чего людей пугать, как пират одноглазый. 

* * *

До вчерашнего дня стрелковый полк, в котором служил Василий Астахов, около года размещался вместе с другими подразделениями в небольшом городке Тамцак-Булак среди бескрайней степи Восточной Монголии. Десятка три одноэтажных домов, казармы, а вокруг множество войлочных юрт, где жили монгольские семьи, а также командиры из состава расквартированной здесь монгольской кавалерийской дивизии. Расстояние от посёлка до реки Халхин-Гол составляло 120 километров.

Кроме бесконечной, местами холмистой степи, Василия поражало огромное солнце, которое на рассвете поднималось над горизонтом. К полудню раскалённый воздух заполнял всё вокруг. Белый солнечный диск словно плавился, а на юго-восточную часть неба было невозможно смотреть – слезились глаза.

К холодным зимам красноармейцам было не привыкать. Но здесь к сильным морозам прибавлялся постоянный ледяной ветер, сдувающий тонкий снежный покров. На тактических занятиях бойцы порой получали обморожения и с нетерпением ждали весны.

Она была короткой, и быстро наступала жара. Боевая подготовка начиналась рано утром, а когда роты возвращались к обеду в городок, горизонт колыхался и плыл в горячем мареве.

Среди дня полагался отдых и послеобеденный сон. В глинобитных казармах было относительно прохладно, особенно ночью. Пища была сытная. Монголия – страна аратов (скотоводов), и красноармейцы поначалу удивлялись, когда два, а то и три раза в день давали мясо, чаще всего баранину, которая быстро приедалась. Но суп или щи были наваристые и вкусные. Многие бойцы, особенно из бедноватых северных краёв, впервые наедались здесь досыта. В то же время все мечтали о картошке, к которой привыкли с детства, а в здешних местах её не выращивали.

Части Красной Армии (30 тысяч человек) были введены на территорию Монголии согласно договору о взаимопомощи в 1937 году. Это была довольно сильная группировка, имевшая на вооружении 260 танков, артиллерию, бронеавтомобили и более ста самолётов.

Причиной стали многочисленные провокации со стороны Японии, которая к тому времени хозяйничала в Маньчжурии, создав там марионеточное государство Маньчжоу-Го. Монгольскую Республику японцы рассматривали как свою будущую территорию. Начиная с 1935 года шли нападения на монгольские заставы, происходили многочисленные стычки.

Монголия не имела сильной армии. В случае агрессии японцы уже через считаные недели стояли бы на обширной советско-монгольской границе, заняв стратегический плацдарм для нападения на Советский Союз. И тогда правительство СССР заявило, что Красная Армия будет защищать монгольские границы как свои собственные.

Место для нападения у реки Халхин-Гол в конце мая 1939 года было выбрано японцами не случайно. Это была отдалённая территория. Ближайшая советская железнодорожная станция Борзя находилась в 750 километрах. Следует также признать, что граница за рекой Халхин-Гол практически не охранялась.

Командир 57-го особого корпуса комкор Фекленко Н. В. располагался со своим многочисленным штабом в столице Монголии Улан-Баторе. Большинство воинских частей корпуса стояли в значительном отдалении от Халхин-Гола.