Иван Иванов принадлежал к небольшой группе нечаевских последователей из числа студентов Петровского сельскохозяйственного училища в Москве. Однажды Нечаев велел ему расклеить листовки на стенах студенческой столовой. Листовки имели откровенно подстрекательский характер. Они были озаглавлены так: «От тех, кто объединен, тем, кто разъединен». Иванов, однако же, отказался. И было это в ноябре 1869 года.

— Говорю вам, речь идет о поручении нашего общества, — сказал Нечаев. — Вы что, не подчиняетесь обществу?

— Я отказываюсь подчиняться обществу, которое приказывает совершать явно бессмысленные, глупейшие поступки.

— Итак, вы отказываетесь подчиниться обществу?

— Да, если оно глупо поступает.

Нечаев замолчал, озадаченный неповиновением студента, но не стал применять к нему никаких карательных мер. Он исчез из Москвы и, по всей вероятности, провел две недели в Туле, где в ту пору вовсю шла подготовка к захвату Императорских оружейных заводов. Когда Нечаев вернулся в Москву, у него созрел план расправы с непокорным студентом. Иванова надлежало убить, — неповиновение обществу было равносильно предательству. Члены тайного кружка провели заседание; на нем отсутствовавший Иванов был, согласно установленному ритуалу, торжественно приговорен к смертной казни. Договорились, что Иванова заманят в один из гротов, находившихся в парке при Петровском училище, якобы для того, чтобы он осмотрел спрятанный там печатный станок, поскольку он-де разбирался в таких вещах. Сопровождать его туда должен был Николаев, студент из кружка.

Нечаев ждал их в гроте. При нем были револьвер и длинная веревка. Кроме него, там были еще два студента, Кузнецов и Успенский, и пожилой писатель Иван Прыжов, за год до этого опубликовавший книгу «История кабаков в России в связи с историей русского народа». Прыжов не был признанным писателем и бедствовал. Видимо, поэтому его перу принадлежит и книга об истории нищенства в России. Придя в условленное место, Иванов с Николаевым проникли в грот, где стояла кромешная тьма. Нечаев не мог в темноте различить, кто из них Иванов, а кто Николаев, и накинулся на Николаева, пытаясь его задушить. Однако поняв, что ошибся, он схватил Иванова, но тот вырвался и с воплями выбежал из грота. Нечаев догнал его, повалил на землю, и между ними началась драка. Во время этой схватки Иванов прокусил Нечаеву большой палец на руке. След от этого укуса остался у Нечаева на всю жизнь. В конце концов Нечаев убил Иванова выстрелом в затылок. Затем тело поволокли к пруду, что был неподалеку. Нечаев обшарил карманы убитого, но ничего криминального не обнаружил. В какой-то момент им почудилось, что Иванов дернулся. Скорее всего, это была предсмертная конвульсия, на всякий случай Нечаев сделал еще один выстрел в затылок покойника. Тем временем три других «конспиратора» совершенно обезумели от происшедшего. Они метались, не зная, куда бежать. Нечаев и Николаев привязали к ногам и к шее трупа тяжелые камни и бросили тело в воду. Оно сразу пошло ко дну. Нечаев на этом не остановился. Ни с того ни с сего он вдруг толкнул Николаева в пруд. Что это было? Сознательное действие, имевшее определенную цель, или бессмысленный поступок, вызванный нервным перенапряжением? Во всяком случае, когда Николаев выбрался из пруда, он не решился выяснить это у Нечаева.

Совершив убийство, «конспираторы» отправились на квартиру к Кузнецову. Там Николаев высушил свою одежду, а Нечаеву перевязали кровоточащую рану на руке. На следующий день Нечаев отбыл в Петербург, а еще через три дня в пруду был обнаружен всплывший труп.

Поначалу полиция предположила, что это обычное, бытовое убийство. Стали допрашивать одного за другим друзей погибшего студента и постепенно докопались до сути. Так стало известно о существовании тайного общества, возглавляемого какими-то загадочными агентами, неизвестно откуда возникающими и непонятно куда исчезающими. В одной московской книжной лавке полицией были найдены бумаги, в которых речь шла о каком-то огромном заговоре, будто бы опутавшем Россию вдоль и поперек. След привел в Петербург, а затем в Тулу. Больше всего, пожалуй, полицию обеспокоил план захвата Императорских оружейных заводов. Как далеко зашли организаторы заговора в своих планах, полиции установить не удалось. Но им было ясно, что с рабочими связь налажена, и они только ждали сигнала от вожака революционеров. Документы, найденные в книжной лавке, содержали открытую угрозу режиму; из них следовало, что революция может совершиться в любой момент. В процессе изучения собранного материала, а также анализа показаний арестованных студентов полиция пришла к выводу, что за всеми этими тайными агентами, создававшими революционные кружки, раздававшими поручения, собиравшими взносы, стоял всего один-единственный человек, который постоянно менял свое имя и облик. А через несколько дней стало известно и его настоящее имя. Вот тогда услышали о Нечаеве. Было отдано распоряжение схватить его, но он бесследно исчез, хотя к тому времени он уже вернулся из Петербурга и преспокойно жил в Москве. Ему удалось сплотить вокруг себя небольшую группу единомышленников, которые помогали ему. В январе, переодевшись в женское платье, он бежал из России, тайно перейдя границу.

Всего по делу Нечаева было арестовано сто пятьдесят два человека. Считалось, что они причастны к убийству Иванова и состоят в тайном обществе, главой которого является Нечаев; было ясно, что власть свою над ними он утверждал с помощью мошеннических приемов и прямого деспотизма. Из числа арестованных семьдесят семь человек были привлечены к суду. Им инкриминировалось участие в заговоре с целью свержения правительства. В основном это были студенты, юноши и девушки, едва достигшие двадцати лет и чуть постарше. Но были и люди в годах, такие, как Прыжов, стихийные радикалы, ничего не смыслившие ни в конспирации, ни в дисциплине. Пожалуй, никто из обвиняемых, за исключением Николаева, Успенского, Кузнецова и Прыжова, которые действительно приложили руку к убийству Иванова, настоящими революционерами, фанатически преданными своему делу, считаться не могли. Процесс получил широкий отклик в обществе и был известен как «Дело нечаевцев». Фактически судили Нечаева, но на скамье подсудимых он отсутствовал.

Царская полиция пребывала в полной уверенности, что Иванов был убит в безобразной драке, возникшей в результате ссоры, а ссоры не редкость в студенческой среде. Следствию так и не удалось узнать подлинные обстоятельства случившегося, поскольку каждый из четырех обвиняемых предлагал свою версию, стараясь как можно больше обелить себя и предстать почти совсем невиновным. На взгляд судей, гораздо важнее оказались документы, обнаруженные в книжной лавке. Было очевидно, что их автор — человек, изучивший до тонкостей машину государственной власти со всеми присущими ей слабостями, безотносительно к какой-либо отдельной стране, — ведь государственная власть вообще уязвима. Этот человек с холодным рассудком и жгучей ненавистью в душе всерьез размышлял о том, как можно с помощью небольшой кучки целеустремленных и преданных революции людей свергнуть любое, какое угодно правительство.

Среди этих писаний особо выделялся документ, который справедливо сочли наиболее опасным с точки зрения таящейся в нем разрушительной силы. Он был написан по-русски, но латинскими буквами и зашифрован. Заголовок гласил: «Катехизис революционера».