Адам поднялся с места.

– Иди скорей ко мне, – крикнула ему Ева, – здесь весело.

Но едва он сделал шаг к ней, как темная часть воды повернулась на тот же угол, Адам остановился, остановилась и вода. Он сделал шаг назад, и водораздел вернулся на прежнее место.

– Отец, мертвая вода идет со мной, она не отпускает меня.

– Не она, а ты не отпускаешь ее от себя, – улыбнулся, как и прежде, Отец, – думай, сын мой.

Поразмыслив, Адам совершил первую хитрость в грядущей богатой истории человечества (сказалась близость антипода), он быстро зашагал вокруг Фонтана в другую сторону, ситуация с водой повторилась – мертвая часть отслеживала каждое его движение. Адам вернулся на место, хмурясь еще сильнее, вода на его половине потемнела до сине-серого оттенка. Ева, с удивлением наблюдавшая его лихорадочные перемещения через радугу фонтанных брызг, развеселилась вконец:

– Какой же ты неуклюжий, иди ко мне прямо по воде, не утонешь.

«И вправду, – подумал Адам, – как я сам не догадался?»

Он поставил ногу на бордюр и уже собирался спрыгнуть в Фонтан, как голос Отца прогремел над ним:

– Короткий путь заманчив, но, как правило, обманчив.

– Чего? – не поняв ничего в который раз, переспросил Адам, но шага не сделал, вера в слова Отца все еще была велика в нем.

– Ног не жалко? – вопросом на вопрос ответил Отец.

Адам взглянул на ноги, а затем перевел взгляд на руку, безжизненно висевшую почерневшей плетью вдоль тела.

– Тьфу, – чертыхнулся он, и за спиной Евы в красно-листном кусте довольно зашуршало.

– Осторожней со словами-призывами, – предупредил Отец.

Адам пропустил замечание мимо ушей:

– Ева, лучше ты иди ко мне.

Ева отрицательно покачала головой и поморщила нос:

– Ну нет, у тебя скучно и пасмурно, не пойду.

– Мертвую воду удерживаешь ты, живая вода удерживает тебя, в данном случае ее, – прокомментировал Отец. – Ева не сможет сопротивляться силе Живой воды и подойти к тебе.

– Отец, подскажи, как поступить? – взмолился Адам.

– Смешай Живую и Мертвую воды, иначе Адам и Ева так и будут ходить по кругу, не понимая друг друга, не привнося свое другому, но уберегая свое от другого, являясь при этом частями единого.

– Половинками Фонтана, – догадался Адам.

– Истинно так, – подтвердил Отец.

– Но если смешать две воды в одну, то она станет полуживой? – Адам совершил первое логическое умозаключение.

– А возможно, и полумертвой, – согласился с ним Отец и залился таким смехом, что птицы сорвались с ближайших деревьев, а Ева завистливо посмотрела на Адама:

– О чем это вы?

– О смешении, – крикнул ей Адам, пытаясь перекрыть шум журчащих струй.

– А, эклектика, – равнодушно выдала Ева и вернулась к полосканию пальцев в теплых потоках.

У Адама упала челюсть, а Отец поперхнулся глотком райского воздуха.

– Во дает, – восхищенно произнес Адам, снова оказавшись вне интеллектуальной игры. – Отец, так все-таки полуживая или полумертвая после смешения?

– Зависит от пропорции, – раздался голос Евы, стоящей в мертвой воде по колено без всяких последствий для ее ног (здесь Адам почувствовал какое-то волнение в межреберном пространстве).

– Пропорция везде одна, – в отличие от разволновавшегося Адама спокойно сказал Отец, – Живой и Мертвой воды в моем мире поровну. Вам, дети мои, надо научиться соединять эти воды, пресные и соленые, кипящие и хладные, мертвые Адамовы и живые от Евы, и не быть этому общему Океану ни полуживым, ни полумертвым, но Абсолютно Живым, ибо смерть, сталкиваясь с жизнью, оживает, а жизнь, прикоснувшись к смерти, не умирает – таков мой Закон Перевоплощения.

– Как это сделать, Отец? – вспыхнул Адам, еще ничего не понимающий, но так много чувствующий.

– Возьми за руку ее, к тебе пришедшую.

– И что будет?

– Возьми, увидишь, – Отец улыбался.

Адам протянул руку Еве и, крепко сжав ее пальцы, вошел в Фонтан. Темно-серые воды очистились, в них отразилось солнце Рая и Небесные Врата. Она улыбнулась ему, и он ответил ей улыбкой.

– Истинно так, – прозвучало над их головами.

Камень

Гора не встанет на Пути,

Когда идешь по дну ущелья.

Разрешите представиться, я – Камень. Мне несколько тысяч лет, точнее сказать не могу, жизнь камней не предполагает значительных изменений формы и частых перемещений в пространстве бытия, а посему отсчитывать срок возлежания на одном и том же месте не имеет никакого смысла. Изначально я был частью скалы, истязаемой северными ветрами, несшими на своих крылах сырость летом и ледяные иглы зимой. Единственным развлечением в бесконечности пребывания здесь были птицы, но и те предпочитали лепить свои гнезда на теплой южной стороне. Мне же оставалось только наблюдать за их парением в воздухе и жадно ловить звуки их насыщенной, бурной жизни с той стороны. Здесь, на севере, мы понимали, как же повезло южанам. На их плечах и ладонях пернатые устраивали брачные игры, строили жилища, растили птенцов. С их растопыренных каменных пальцев подростки отправлялись в первый полет, на их стороне всегда стоял гвалт, шум, суматоха, в общем, Жизнь.

Но однажды все прекратилось. Обитатели теплых склонов, побросав свои дома, поднялись в воздух, все до единого, и стар и млад, и покинули скалу, огромным черным пятном растворившись в восточном направлении. Местность погрузилась в звенящую тишину. Моя недавняя зависть трансформировалась в злорадство по отношению к южанам – пусть посидят без развлечений и осознают наконец-то свою окаменелость в полном объеме.

Что, удивились? Думаете, камень, а рассуждает, да еще и злобствует. В таком случае разрешите представиться снова: перед камнем здесь я был человеком не-здесь, на другой планете, но, видимо, плохим человеком, раз мой эволюционный путь там замуровал меня в тело скалы здесь.

А пока тишина, не предвещавшая ничего хорошего, продолжалась некоторое время, и вот в глубине утробное ворчание, клокотание и недовольство недр, перешедшие сначала в потряхивание (наконец какие-то перемены), а затем в более явственные толчки, удары, уханье и тяжелые вздохи земной коры. Телом я начал ощущать изменения температуры, скалу лихорадило. В один момент вдруг грохнуло так, что зазвенели кристаллические связи, стало очень горячо и над склонами поднялось черное огненно-грозное облако. Скала превратилась в вулкан. Все вокруг ходило ходуном, эта безумная пляска тверди под вой извергающейся лавы вынесла наружу не только огонь, но и страх. Это человеческое качество выдавилось из памяти, выбросилось в мир, собралось в пепельное облако.

Страх, чувство, сравнимое по силе с Созиданием, но имеющее противоположный вектор, расколол скалу. Вулкан взорвался, и я, обретя самостоятельную форму, получил свободу, взлетев в небо, как пернатый подлеток. Описав широкую дугу и счастливо избежав столкновения с