— Уверена не меньше, чем тогда, когда ты впервые опробовал на мне свои методы.

— Разница заключается в том, что тогда ты не знала, от чего отказываешься. — Пол даже не попытался отставить стул в сторону. Огонек в глазах свидетельствовал о том, что он скорее забавляется, чем испытывает недовольство. — Ладно, у нас достаточно времени. Похоже, мы пробудем в заточении не меньше двух дней.

— Это ничего не изменит. — Робин все больше брала себя в руки — по крайней мере, внешне. — Если ты снова прикоснешься ко мне, я сделаю тебя калекой на всю жизнь!

Засунув руки в карманы и прислонившись к ближайшему шкафу. Пол с интересом посмотрел на нее.

— И как же ты предполагаешь это сделать?

— Узнаешь, когда возобновишь свои попытки! — выпалила она. — Держись от меня подальше!

— Боюсь, это будет трудно, поскольку мы все еще муж и жена, — сказал он. — Я не евнух, как ты со всей отчетливостью понимаешь. Тебе нужно…

— Мне нужно, чтобы ты убрался восвояси, — оборвала его Робин.

Пол покачал головой в притворном сожалении, при этом прядь густых темных волос упала на его лоб.

— Увы, невозможно. Как я уже говорил, нам не выбраться отсюда, пока не растает снег. Нужно было думать, прежде чем забираться в такую глушь в феврале.

— Это вовсе не глушь, — возразила Робин. — Всего в паре миль отсюда живут люди.

— В данных обстоятельствах они с таким же успехом могли бы жить и на Луне. — Пол оттолкнулся от шкафа и приподнял брови, заметив, что она вновь дернулась к стулу, готовая воспользоваться им как оружием, если он сделает хотя бы шаг в ее сторону. — Не бойся, я больше не собираюсь оказывать на тебя давление… Во всяком случае, не таким способом!

— Что бы это могло значить?

— Я же говорил, что для нашего воссоединения есть причины.

Она устало взглянула на Пола, все еще не убежденная в том, что он не возобновит попыток обнять ее.

— Должна сказать тебе сразу: никакая из найденных тобой причин не покажется мне достаточно веской!

— Даже то, что дочь моей сестры может провести остаток детства в приюте?

В серьезности Пола не было никаких сомнений. Робин знала, что его единственная сестра несколько лет назад умерла в Южно-Африканской Республике, оставив трехлетнюю дочь на руках мужа. Знала она и о том, что муж впоследствии прервал все связи с семейством Темпл по причинам, о которых Пол никогда не распространялся.

— Насколько я понимаю, что-то случилось с твоим зятем? — растерянно-смущенно спросила она.

— Несколько недель назад его машина застряла на переезде. Он не успел выскочить. — Голос Пола оставался бесстрастным. — По-видимому, у него нет других родственников, поэтому тамошние власти обратились к бумагам моей сестры. Поскольку наши родители в разводе, я остаюсь единственной надеждой Уэнди.

— Ясно. — Робин помолчала, нахмурив брови. — Я, конечно, сожалею, но никак не могу понять, при чем здесь я?

— При том, что я собираюсь удочерить ее на законных основаниях, а одинокому мужчине ни за что не позволят стать опекуном девятилетней девочки, если это не его дочь. Необходимо уверить власти в том, что наш брак стабилен.

Робин во все глаза уставилась на него, чувствуя, как под ложечкой растет болезненное ощущение. Он хочет вернуть ее не потому, что не может без нее жить, а потому, что иначе ему не позволят удочерить ребенка сестры!

— Это шантаж, — сдавленно проговорила Робин.

— Знаю. — В его голосе звучало все что угодно, только не раскаяние. — Я готов пойти на все ради будущего Уэнди.

— Даже на то, чтобы причинить страдания другому человеку? — У Робин сдавило горло, и она с трудом проталкивала слова. — Наш брак распался, когда я узнала о тебе и Эдне Пауэлл. Почему от меня ждут, чтобы я обо всем забыла?

— Потому что я прошу тебя об этом. Хорошо… — он поднял руку, — принуждаю тебя. Как уже говорил, я не хочу повторять пройденное. Нам нужно начать с чистого листа. — Его голос смягчился. — У нас по-прежнему есть то, что необходимо для удачной попытки. Мы только что убедительно это доказали.

— Ты и впрямь думаешь, что я когда-нибудь снова смогу тебе доверять? — надтреснутым голосом спросила Робин, всем телом дрожа от напряжения.

Серые глаза твердо встретили ее взгляд.

— А разве ты когда-нибудь доверяла мне?

— Конечно! Иначе я не вышла бы за тебя замуж.

— Ты вышла за меня замуж потому, что я отвечал всем твоим критериям. Не будем делать вид, что ты относилась бы ко мне так же, будь я клерком, работающим от звонка до звонка и приносящим домой скромное жалованье. Ты хотела той жизни, о которой пишешь. Тебе нужен был мужчина, удовлетворяющий тебя в постели, и я не припомню, чтобы когда-либо сплоховал там… как, впрочем, и в любом другом месте.

— Это не так! — Ее протест был полон боли. — Я любила тебя!

— Ты любила созданный тобою образ, — безжалостно возразил Пол. — Я был твоим ожившим персонажем. Эту роль я согласен был играть до поры до времени, но не всю жизнь. В каком-то смысле Эдна была моей попыткой выхода из сложившейся ситуации.

— Так, значит, во всем виновата я! — Робин с трудом сдерживалась.

— Нет, — сказал он. — Большая часть вины лежит на мне: я потворствовал твоим фантазиям. По крайней мере, теперь ты видишь меня таким, каков я есть на самом деле.

Робин перевела дыхание и вздернула подбородок, призывая на помощь гордость.

— Вот в этом ты прав. И я с трудом могу представить тебя в роли идеального отчима для твоей племянницы.

На его лице едва заметно дрогнул мускул, но ни взглядом, ни голосом Пол не показал, что выведен из равновесия.

— Я в состоянии обеспечить ей лучшую жизнь, чем любой детский дом.

Она вынуждена была признать, что в этих словах есть доля истины. Скупостью Пол не страдал. С ним ребенок никогда не знал бы недостатка в том, что можно купить за деньги. Робин готова была оценить его чувства по отношению к Уэнди, даже восхищаться его намерениями, но чего совершенно не могла принять, так это полного отсутствия заботы о ее чувствах.

— Сожалею, — грубовато сказала она, — но ничем не могу тебе помочь.

— Скажи лучше — не хочешь. — Из его позы исчезла всякая расслабленность, губы и подбородок отвердели.

— Повторяю: я не могу. — Робин заставила себя твердо встретить его взгляд, в котором чувствовалась теперь сталь — свидетельство крайнего нервного напряжения. — У меня… другие планы.

— Какие же именно?

— Я собираюсь выйти замуж за другого человека.

Раздался короткий резкий смешок.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что это двоемужество?

— Я, разумеется, говорю не о завтрашнем дне. — Робин изо всех сил старалась, чтобы голос звучал уверенно. — Шон готов ждать до тех пор, пока я не освобожусь.