Филька присел на корточки и ощупал рыхлую землю внутри оградки.

– Вот она, та самая могила! Только теперь она зарыта! А вот и мой след отпечатался у дерева! Ну что, теперь поверила? – крикнул он.

Анька ничего не ответила. Все было слишком серьезно, чтобы вспоминать о споре.

– Похоже, совсем свежая! – сказала она, разглядывая холмик. – Вот так штука: сама свежая, а надгробие старое.

– Да говорю же вам, ночью я сюда провалился! Знаю даже, какой тканью гроб обит!

Осторожно обойдя оградку, Анька оказалась у большого шероховатого камня, служившего надгробием.

– Ну что там? – крикнул Петька. Он все еще прыгал на одной ноге, держа другую ногу на весу и вытряхивая из ботинка землю.

Анька ответила не сразу.

– Сами прочитайте...

Филька подошел. За ним, обувшись, прихромал и Мокренко. За прошедшее столетие надпись успела уже немного стереться, но все еще хорошо читалась.

– «1906. Для многих ты был смертью, теперь же смерть сама к тебе пришла...» – прочитал вслух Филька. – И все? Больше там ничего нет?

– Есть. Тут еще одно слово. Отгадка на эту загадку... – таинственно сказала Анька.

Хитров заметил, что ее щека, обращенная к нему, побледнела.

– Какое слово?

– А вам еще не ясно? Я же сказала, что это отгадка.

– Гробовщик?

– Хуже, – негромко проговорила Анька. – Думай, о ком можно сказать: «Для многих ты был смертью...»

– Палач?

– Да, тут написано «палач».

– И эта могила ночью была пустой... Сюда я провалился и отсюда взял черную простыню... – тихо произнес Филька.

3

В школу они возвращались понурые. Все трое думали об одном и том же: о жутком мертвеце, который некогда был палачом, а теперь ночью выходил из могилы.

«Что было бы, если бы он вернулся, пока я оттуда еще не вылез?» – с дрожью думал Филька.

– Ну уж нет! Я туда больше не сунусь. У меня здоровье слабое, – вслух размышлял Петька.

Он машинально достал из кармана бутерброд с колбасой и открыл было рот, но прежде решил полюбоваться тем, что собирается съесть. Неожиданно он заорал и швырнул его на землю. По колбасе ползали точно такие же белые слизняки, как те, что Филька видел ночью на крышке гроба.

– Откуда они здесь взялись? – брезгливо крикнул Петька, топча их ногами.

– Оттуда и взялись, – мрачно пояснил Хитров.

Подходя к школе, они еще издали услышали взволнованные голоса. Гудел девятый «Б», убиравшийся под окнами. Их классный руководитель химик Пупырышкин ходил недовольный, высоко, по своей обычной привычке, вскидывая худые коленки.

– Где Усачев и Стулов? Не возвращались?

– Не-а... Вроде в школу побежали.

– Домой не уходили, ханурики?

– Да нет, вот их сумки валяются. Как бы они без сумок ушли?

– Вернутся – немедленно ко мне! Я им устрою! Будут знать, как сачковать!

Поднявшись в кабинет, где они оставляли свои рюкзаки, друзья обнаружили там большой погром. Парты были сдвинуты, ведро для мытья полов перевернуто и стояло в грязной, его же содержимым образованной луже. В той же луже Филька обнаружил и свой рюкзак, носивший явные следы чьих-то ботинок. Рюкзак Мокренко, выпотрошенный, валялся возле учительского стола. Все съестные припасы оттуда исчезли, а термос с чаем был перевернут.

Мокренко подобрал термос.

– Вот гады! Все вылакали. Я догадываюсь, кого за это благодарить!

– Кого?

– А тех... Усача и Стула из девятого. Слышали, их внизу ищут? Прибежали разбираться, когда мы шкурки вышвырнули...

– Не мы, а ты... – уточнила Анька, не без удовольствия убеждаясь, что ее собственный аккуратный портфель, бережно припрятанный в углу класса, не тронули.

– Ну ничего! Встретятся они мне когда-нибудь на узенькой дорожке! – мстительно сказал Мокренко.

Анька только усмехнулась: она отлично знала, что это только похвальба. Самое большее, что сделает Мокренко, встретившись с Усачом и Стулом на узенькой дорожке, – спрячется за дерево. Эти ребята шутить не любят.

– Может, мы на них вдвоем на одного, а? – предложил Петька, обращаясь к Хитрову.

Но Филька его не слышал: он вспомнил про черную простыню и теперь пытался понять, куда она подевалась. На последней парте у шкафа с гербариями и контрольными, где он ее оставил, простыни определенно не было.

«Ну и хорошо, что ее утащили! Очень мне такая гадость нужна!» – подумал Хитров, как вдруг увидел темный край, выглядывавший из-под учительского стола. В этом неподвижно вытянувшемся куске ткани было нечто зловещее. С ощущением, что сейчас произойдет особенно неприятное, Филька осторожно потянул за край.

Черная простыня была скомкана и завязана узлом, образуя как бы мешок. Внутри мешка определенно что-то было. Ощупав ткань, Филька понял, что его содержимое очень похоже на холодные статуэтки.

– Помоги развязать! – попросил Хитров. Ощущение чего-то скверного и непоправимого усиливалось с каждой секундой.

Вдвоем с Петькой они одолели туго затянутый узел, и на стол выкатились две небольшие фигурки, каждая сантиметров тридцати. Фигурки были бесцветно-прозрачные и состояли будто из множества туго слепленных между собой солевых кристаллов.

Руки статуэток были согнуты в локтях и прижаты к горлу. Спины были выгнуты, как бы в попытке освободиться. На искаженных лицах застыл ужас...

Анька Иванова первая вгляделась в эти лица и узнала их.

– Вы видите?! Разве вы не узнаете? – взвизгнула она.

– Кого узнаем?

– ИХ! Да смотрите же внимательнее! Это же Усачев и Стулов!

Как-то раз девочка Зиночка с хвостиком-косичкой в очередной раз гуляла на кладбище и так заигралась, что не заметила, как стемнело. Видит: разрытая могила. Заглянула, а в могиле огромный мертвец. Три метра вширь и два метра ввысь.

– Я Мертвец-борец, – говорит. – Со всеми, кого встречаю, борюсь! А как поборю – съедаю! Давай и с тобой бороться. А откажешься – сразу убью!

– Ладно, – говорит девочка Зиночка. – Узнаешь, с кем связался! Только давай на асфальтовую дорогу выйдем, а то я как рукой махну – все кладбище разнесу!

Захохотал мертвец и за девочкой Зиночкой пошел. Вышли они на дорогу, девочка Зиночка и говорит:

– Бороться будем по моим правилам. Ты разбегись, закрой глаза и беги мне навстречу.А я тебе навстречу на велосипеде поеду. На середине дороги столкнемся.

Мертвец-борец заинтересовался: