— Понял, — кивнул Уоррен.

— А теперь закрой за собой дверь и ступай.

— Оставить вас тут? В кладовке?

Он покорно закрыл за собой дверь, подозревая, что, если откроет ее через минуту, Аннаконды там уже не будет. Но проверять не решился.

Прошло несколько часов, руки разболелись, а Уоррен еще и половины дел не переделал. Сначала он собирался подмести только в своей комнате на чердаке, но потом решил прихватить весь восьмой этаж, а когда закончил с ним, нечаянно заметил, сколько грязи на седьмом. И тогда он решил подмести весь отель, иначе по отношению к другим этажам это будет нечестно!

По дороге Уоррен то и дело натыкался на беспорядок, оставленный тетей Аннакондой в поисках Всевидящего Ока: она целыми днями рылась повсюду и переворачивала всё вверх дном. К примеру, на шестом этаже она отодрала несколько половиц, и Уоррену пришлось хорошенько попрыгать на них, чтобы половицы встали на место. На пятом этаже край ковра оказался распущен, Уоррен вправил и заплел нити. После такого лечения ковер слегка вздыбился — опасно! можно споткнуться! — и Уоррен сбегал за утюгом, чтобы разгладить складки.

В коридоре четвертого этажа Уоррен обнаружил вспоротое кресло, вся набивка наружу — как будто пушистое существо надулось и лопнуло. Уоррен заскрипел с досады зубами и принялся запихивать набивку обратно, один лохматый кусок за другим. Но как только покончил с этой работой, заметил прорезанную в стене дыру. Времени замешивать штукатурку и замазывать дыру не было, так что он подтащил кресло к стене и его спинкой заслонил отверстие. Этим он займется потом.

Наконец Уоррен добрался до любимой части отеля: до галереи предков на четвертом этаже. Там на стене висели портреты двенадцати прежних владельцев отеля — дедов и прадедов Уоррена — в хронологическом порядке. Мальчик сразу подошел к портрету своего отца, Уоррена Двенадцатого. Отец выглядел точно так, как запомнилось сыну: доброе лицо, ласковые карие глаза, загадочную улыбку обрамляют длинные завитые усы.

— Папа, у меня замечательные новости! — сообщил Уоррен портрету. — У нас появился гость. Впервые за долгое время. Я подумал, ты будешь рад об этом услышать.

Уоррен часто рассказывал отцу новости отеля. Он знал, что портрет не ответит, но можно хотя бы притвориться, будто папа его слышит.

— Немножко странный, — продолжал свой отчет Уоррен, — ни с кем не разговаривает. И не позволил мне отнести его багаж в номер. Но какая разница! Главное, у нас теперь есть постоялец. Дела идут на лад.

Уоррен всегда старался, чтобы новости звучали бодро. Он понимал: отец огорчился бы, если бы узнал, в каком запустении отель, поэтому хорошие новости раздувал, а о плохих не упоминал. Он не хотел, чтобы Уоррен Двенадцатый догадался, как на самом деле все скверно.

— У меня, конечно, работы полно, — продолжал он. — Столько всего надо успеть до зимы, столько окон починить и прочистить трубы отопления. И еще эти нахальные вóроны вечно забивают дымоход. Но я помню, чему ты меня учил, я тебя не подведу.

Собственно, по этой причине Уоррен и трудился, не давая себе роздыху: он знал, что его отец усердно работал, и отец его отца, и отец отца его отца и так далее… Все они работали изо всех сил. Двенадцать поколений Уорренов превратили отель в один из прекраснейших в мире. А тупому дяде Руперту хватило пяти лет, чтобы все развалить.

— Здорово будет, когда мне исполнится восемнадцать и я смогу вступить в свои права. Тогда ты увидишь тут большие перемены! — посулил Уоррен, улыбаясь портрету Уоррена Двенадцатого.

Портрет Уоррена Двенадцатого подмигнул в ответ.

По крайней мере, так показалось Уоррену Тринадцатому. Под лучами послеполуденного солнца пятна света и тени причудливо играли на портрете. Уоррен знал, что подмигивание ему скорее всего почудилось, но все-таки ему стало теперь легче. Ему всегда становилось легче после разговора с отцом.

Уоррен сидел там, мечтая о счастливых временах, пока не зазвонили высокие часы в конце коридора. Вслед за ними загремели, задребезжали, заухали и другие часы, нестройный шум разнесся по отелю.

Четыре часа! Скоро ужин!

Уоррен помчался вниз, на первый этаж, влетел в кухню, наклонившись, проскочил под летящей дугой морковных кружочков — из-под ножа шеф-повара Буньона они устремлялись прямо в суповой горшок на другом конце помещения.

— Простите, опоздал, — извинился Уоррен.

— Не беда, мой мальчик! — откликнулся шеф. — Посиди, отдохни, пока я тут все подготовлю.

Шеф-повар был последним из старой гвардии: он слишком любил отель, чтобы с ним расстаться. Широкоплечий крепыш с могучими руками, смахивающими на медвежьи лапы, — но двигались эти «лапы» изящно и ловко.

По слухам, когда-то шеф-повар Буньон работал в цирке, а фокусы он показывал до сих пор. Самый любимый: резать лук, взбивать яйцо и разделывать индейку одновременно, словно у него две пары рук, а не одна, как у всех.

— Что это вы готовите — так вкусно пахнет? — спросил Уоррен.

— Я хочу, чтобы ты снял пробу, — ответил шеф. — Хорошую порцию чтобы съел, прежде чем твоя тетушка сунет сюда свой нос.

Уоррену запрещалось есть то, что ели все остальные. Как только Аннаконда вышла замуж за дядю Руперта, она посадила племянника на строжайшую диету: овсянка на завтрак, обед и ужин.

По ее словам, вареная овсянка — единственное питание, потребное растущему парню. Дядя Руперт был так влюблен, что ни с чем не спорил, зато шеф Буньон озверел. Растущему парню требуются овощи и фрукты, пирожные и конфеты, — утверждал он и подсовывал их Уоррену всякий раз, как Аннаконды не было поблизости.

— Сегодня у нас отличное мясное рагу, — заявил шеф. — А в нем перчик и помидоры, баклажаны и цукини — все, что ты любишь, в одном упоительном блюде!

Он сунул черпак под нос Уоррену.

— М-м-м-м! — пробормотал Уоррен, с наслаждением вдыхая аромат, прежде чем попробовать жаркое.

Шеф подтолкнул к нему тарелку, сунул Уоррену большой ломоть хлеба.