Когда женщина выходила замуж, все, чем она владела, становилось собственностью ее мужа. Ранчо управляли, как правило, мужчины. Ди не видела смысла в том, чтобы когда-либо отказываться от власти над своей землей. И если это означало, что ей пришлось бы остаться старой девой, ну что ж, в жизни случались вещи и похуже. Ди Сван была действительно независимой. В те времена это являлось большой редкостью. Обитатели Проспера и окрестных ранчо считали ее странной, но трудолюбивой и честной женщиной. Ее уважали. И такое отношение вполне устраивало хозяйку Ручья Ангелов.

На деревьях появились почки, верный признак прихода весны. Несмотря на холодный ветер, задувавший с гор, еще покрытых белыми зимними шапками, Лукас Кохран ощущал едва различимый аромат новой жизни, свежей и молодой. Он провел десять долгих лет вдали от земли, которую любил, и теперь, вернувшись на родину, чувствовал, что все еще не насытился своими впечатлениями. А воспоминания, охватившие Лукаса, уносили его в прошлое

Он родился на этой земле в грязной землянке через пять месяцев после того, как его отец перевез семью на запад от Теннеси. Они поселились в обширной долине и были единственными белыми на сотни миль вокруг. Лукаса восхищала та смелость, с какой его мать, ожидавшая ребенка, отправилась сюда с малышом, первенцем Кохранов, которому едва исполнился год.

Первое время индейцы еще не были встревожены вторжением на их территорию странных белых людей. Оглядываясь назад, Лукас решил, что золотая лихорадка 1848 года в Калифорнии и была началом настоящей вражды между индейцами и белыми. Тысячи людей потянулись на запад, и только единицы возвратились домой. Эта миграция белых, естественно, настораживала индейцев. В 1858 территорию Колорадо тоже охватила золотая лихорадка. Массовое вторжение белых привело к открытой вражде, а затем и к войне с индейскими племенами.

Между тем усадьба Кохранов росла, почти сто человек трудились в ней. Грязную землянку сменила грубо сколоченная хижина. Эллери Кохран занимался строительством большого дома для своей жены и сыновей. Лукасу исполнилось четырнадцать лет, его рост приближался к шести футам, а физической силой он мог равняться с взрослым мужчиной. Шестнадцатилетний Мэтью обладал той пылкостью, которая свойственна всем юношам на пороге взросления. Мальчики были неразлучны, причем жизнерадостность Мэтью компенсировала более сдержанный характер Лукаса. Но младший брат часто удерживал старшего от свойственного тому авантюризма.

Самый младший Кохран, Джон, был на шесть лет моложе Лукаса и из-за значительной разницы в возрасте не участвовал в забавах неразлучных старших братьев. Предоставленный самому себе, всегда тихий и замкнутый, он обычно в стороне наблюдал за ними, но иногда братья позволяли ему принять участие в их буйных играх. Узкое, серьезное личико маленького Джона очень ясно запечатлелось в памяти Лукаса.

В тот день, когда индейцы напали на дом Кохранов, почти все мужчины отсутствовали. И это, очевидно, было известно коварным нападающим. Мэтью и Лукас оказались в доме случайно, вернувшись из-за того, что лошадь Мэтью потеряла подкову. Элис, их мать, настояла, чтобы они съели ленч перед тем, как ехать обратно. Сидя за столом с ней и Джоном, неразлучные братья услышали первые крики.

Индейцы не имели огнестрельного оружия, но их было раз в пять больше немногочисленных защитников дома, которым требовалось много времени, чтобы перезаряжать ружья. Быстрота атаки — тактика индейцев — была головокружительной. Лукас различал только неясные звуки, разрывы пороха, панику, когда, не спуская глаз с индейцев, пытался перезарядить ружье. Он, Мэтью и Элис только заняли позицию у окна, как мать неожиданно вскрикнула, увидев восьмилетнего Джона, стоявшего у незащищенного окна и смело направившего вниз ствол пистолета, столь тяжелого для него, что ему пришлось держать его обеими руками. Лукас, ближайший к малышу, схватил и толкнул его за перевернутый стол, приказав оставаться там. Когда он повернулся, то увидел выбитую дверь и Мэтью в рукопашной схватке с индейским воином. В одной руке индейца была дубинка, а в другой — сверкающий нож. Лукас схватил пистолет, брошенный Джоном, и опустился на одно колено, выжидая момент, чтобы выстрелить. Но массивный индеец опрокинул Мэтью на пол и вонзил ему в грудь длинный нож. Тогда Лукас выстрелил наверняка, но смог только отомстить за смерть Мэтью, а не спасти брата.

Атака закончилась так же неожиданно, как и началась. Возможно, индейцы опасались что люди, находившиеся вдалеке от дома, услышат стрельбу и примчатся, встревоженные выстрелами. Схватка продолжалась менее пяти минут.

Гибель Мэтью потрясла Лукаса. Он чувствовал себя страшно одиноким. Неожиданно повзрослев, этот мальчик, увидевший смерть так близко и в свои четырнадцать лет убивший человека, стал замкнутым и суровым. Тоска по любимому брату не покидала его. Весь мир для него изменился.

В 1861 году началась гражданская война между Севером и Югом. Армия была выведена с территории Колорадо, а его жители остались один на один с враждебными индейскими племенами. Только в нескольких городах было относительно безопасно. А караваны фургонов и отдаленные ранчо подвергались постоянной опасности. Усадьба Кохранов превратилась в вооруженный лагерь.

Элис Кохран умерла от воспаления легких зимой 1863 года. Ее смерть была вторым ужасным ударом для совсем еще юного Лукаса. Похоронив мать, он потерял еще одного горячо любимого человека.

Жестокие схватки с индейцами продолжались и в 1864 году. В ноябре эскадрон полковника Джона Чивингтона сжег индейское селение Сэнд Крик, уничтожив сотни женщин и детей. Колорадо содрогнулся от ужаса. Жажда мщения объединила индейские племена, и ответная волна насилия прокатилась от Мексики до Канады. Поэтому в 1865 году войска, возвращавшиеся домой после окончания гражданской войны, были втянуты в новые сражения.

Маленький Проспер быстро становился деловым городом. Особой гордостью жителей стала школа, построенная через пять лет после возникновения городка. Образование Джона Кохрана, прервавшееся со смертью Элис, которая сама обучала своих сыновей, было продолжено в Проспере. В свои пятнадцать лет Джон начал посещать школу. Теперь он каждый день верхом на лошади ездил в город.

Джон никогда не отличался многословием, он просто наблюдал. Со временем Лукас стал жалеть об отчужденности, существующей между ним и младшим брэтом. Но Джона, похоже, подобные отношения не угнетали. Мальчик жил в своем мире, не выставляя напоказ свои чувства в мысли. Лукасу так и не удалось разгадать взгляд спокойных голубых, столь похожих на его собственные, глаз брата.

Однажды лошадь Джона привезла его домой из школы. Мальчик цеплялся за седло, в его груди торчала стрела. Лукас первым подбежал к нему, и неожиданно смущенное выражение появилось на бледном лице Джона, когда он выпал из седла на руки брата.

Впервые его голубые глаза не были спокойными, они горели какой-то нестерпимой радостью. «Я хочу…»— произнес Джон, но то, чего хотел этот мальчик, осталось неизвестным, поскольку он умер при следующем вздохе.

Лукас опустился на колени, все еще держа на руках брата. Чего же хотел этот маленький мальчик, так рано ушедший из жизни? Следующая весна уже не наступит для него, не ему будут улыбаться девушки. Лукас знал только, что в последнее мгновение перед смертью в глазах Джона было больше жизни, чем когда-либо раньше.