Высадив пассажиров, Федерико повернул гондолу и поплыл к Гвидо, который с нетерпением ждал его.

— Привет, Федерико! Если бы твоя английская signorina услышала, как ты сегодня пел, она бы согласилась идти за тобой хоть на край света.

В ответ Федерико лишь тяжело вздохнул.

— Что с тобой? — удивился Гвидо. — Она тебя разлюбила?

— Нет, Дженни по-прежнему любит меня, — твердо сказал Федерико. — Но ее папаша грозится, что, пока жив, он не допустит, чтобы мы с ней поженились. Он думает, мне нужны ее деньги, но это не так. Я люблю ее. Ведь правда она замечательная девушка?

— Конечно, — дипломатично согласился Гвидо, оставив при себе свое мнение, что Дженни просто хорошенькая куколка, которой недостает изюминки. Сам он предпочитал женщин, умеющих бросать вызов мужчине, женщин с сильным характером.

— Ты знаешь, что я всегда готов помочь тебе, — добавил он.

— Ты и так столько раз уже нам помогал… — ответил Федерико, — Ты разрешал нам встречаться у тебя в квартире, ты заменял меня на работе.

— Не думай об этом. И дай мне знать, если тебе все же понадобится моя помощь.

— Дженни вернулась в Англию, — грустно сказал Федерико. — Чтобы попробовать уговорить отца дать согласие на брак, но, боюсь, она никогда больше уже не вернется в Венецию…

— Если это настоящая любовь, то Дженни обязательно вернется, — постарался успокоить друга Гвидо.

Тот негромко рассмеялся.

— Много ты знаешь о настоящей любви! — с иронией сказал он. — Ты сегодня с одной, завтра с другой. Когда видишь, что у женщины возникает мысль о браке, ты тут же даешь ей от ворот поворот.

— Тсс… У моего дяди везде есть уши. — Гвидо осторожно огляделся. Но, не заметив ничего подозрительного, весело добавил: — Эй! Чего мы ждем? Лео и Марко сейчас в баре «У Луиджи». Пойдем!

* * *

Два дня спустя Далси Мэддокс прилетела в Венецию. С отсутствующим видом она стояла в аэропорту Марко Поло и ждала, пока ее багаж перенесут на маленькую моторную лодку.

Было самое начало июня, солнце светило вовсю да еще к тому же столь же ярко отражалось в воде, и Далси, сидя в лодке, несущейся по небольшой лагуне, широко улыбалась, напрочь забыв о преследовавших ее грустных мыслях.

— Смотрите, signorina, — обратился к ней лодочник с гордостью, обычной для всех венецианцев, когда речь заходит об их родном городе.

Сперва Далси увидела лишь сверкающие на солнце полусферы куполов. А затем перед ней возник и весь город, изящный, совершенный. От такой красоты у Далси даже перехватило дыхание, она замерла, не желая пропустить ни малейшей детали.

— Надо въехать в город очень мягко, — продолжил лодочник, — чтобы не создавать больших волн. Сначала мы попадем в канал Каннареджио, потом в Большой канал, а по нему уж доберемся и до гостиницы.

Когда лодка плыла по каналу Каннареджио, стало заметно прохладнее, чем раньше: высокие дома заслоняли солнце. Далем откинулась на спинку своего сиденья, смотря на узкую полоску неба над головой. Но как только лодка свернула в Большой канал, в глаза молодой женщине снова ударило солнце, и до самой гостиницы «Витторио», великолепного дворца семнадцатого века, оно, не переставая, изливало на нее свой горячий свет.

На пристани лодочник помог Далси выбраться на берег. Короткий путь до гостиницы превратился для молодой женщины в величественное шествие: она гордо вышагивала впереди, а за ней цепочкой двигались носильщики с багажом.

— Для вас забронирован люкс, — объявил ей служащий регистратуры.

— Люкс? — переспросила Далси с испугом. — Вы уверены?

Никакой ошибки не было. Ее отвели на третий этаж, где двойная позолоченная дверь была уже гостеприимно распахнута. Зайдя в свои шикарные апартаменты, Далси огляделась комната выглядела как жилище какой-нибудь императрицы: мебель восемнадцатого века, на стене портрет молодой и красивой Елизаветы Австрийской, нарисованный в те времена, когда Венеция являлась провинцией Австрии.

Кровать в спальне была так широка, что на ней спокойно уместилось бы четыре человека. Далси глубоко вздохнула, пораженная таким великолепием.

Появившаяся горничная принялась распаковывать багаж. Далси вовремя вспомнила напутствие Роско «слегка сорить деньгами» и дала такие чаевые, что девушка, привыкшая, казалось бы, к тому, что в этой гостинице скупых людей не бывает, удивленно вскинула брови.

Когда Далси осталась одна, она присела на кровать и несколько минут сидела молча, с грустью думая о том, что ей придется жить в этой гостинице одной, хотя она могла бы въехать сюда счастливой новобрачной.

Перед глазами сразу возник образ Саймона, и сердце сжалось от боли. Ее неудачливый жених почему-то решил, что леди Далси Мэддокс, дочка лорда Мэддокса, должна обладать внушительным состоянием, и принялся за ней ухаживать, окружив ее любовью и заботой. Но чувства его оказались не крепче мыльного пузыря.

Саймон, не задумываясь, тратил на Далси деньги, но, как потом выяснилось, все покупал в кредит. Вначале ее не заботила мысль о деньгах, она думала только о его любви, но, увы, любовь оказалась на самом деле всего лишь иллюзией.

Как-то вечером, сидя в ресторане, Саймон показал ей рекламный проспект гостиницы «Витторио» и со сладкой улыбочкой сказал:

— В этой гостинице я зарезервировал нам номер люкс на свадебное путешествие.

— Но это же будет стоить целое состояние! — воскликнула Далси.

— Ну и что? — спокойно спросил Саймон. — Деньги на то и существуют, чтобы их тратить.

Далси попыталась переубедить его:

— Ты можешь немного поэкономить. Деньги ведь не самое главное в жизни.

Саймон насмешливо улыбнулся в ответ:

— Не самое главное, но без них никуда.

И тут у Далси невольно вырвалось (ее до сих пор мучило воспоминание о последовавшей за этим неприятной сцене):

— Надеюсь, ты не думаешь, что я выхожу за тебя замуж из-за денег. Мне нужен ты, а не твои деньги. Если бы ты был так же беден, как и я, это не изменило бы моего решения.

В глазах Саймона мелькнуло беспокойство, и от него вдруг повеяло каким-то страшным холодом.

— Что за шутки? — резко спросил он. — Леди Далси Мэддокс и бедность — все это как-то не вяжется между собой.

— Титул и деньги — разные вещи. У меня за душой нет ни гроша.

— Я слышал, твой дедушка спустил на скачках двести тысяч долларов за один день.

— Это правда. Мой отец жил точно так же. Именно поэтому мы и разорились.

— Но у тебя же остались ценные бумаги! Все это знают. — Саймон никак не мог поверить в свое фиаско.

Перед Далси уже тогда могла открыться правда, но молодая женщина постаралась не заметить ее.