начальству записку: сколько и чего надо завести на стройку, но не учёл священную заповедь «Человек предполагает, а Бог располагает». В результате, складской бог отгрузил доски другого размера, поставку задержал на три часа и рабочих прислал с руками, растущими не из того места. Ими только нужники строить, а не склеп для вождя мирового пролетариата, – ворчал бригадир. Зато караульных по всей площади натыкали – не зайти, не выйти.

– Меня товарищ Мавричев прислал, – представился Алексей. – Сказал, что вам плотники требуются.

– Ну, Мавричев, так Мавричев, – кивнул бригадир, которому эта фамилия, по-видимому, ни о чём не говорила. – Плотники позарез нужны, братишка. А то вон нагнали лапотников, могут только землю копать да брёвна таскать. Ты сам-то топор в руках держать умеешь?

– Умею.

– А что такое фуганок, знаешь?

– Знаю.

– Ну ты, братишка, прям-таки профессор… Иди пока к Семёну, – он ткнул топором в сторону рабочего, размечающего мелом привезённые доски. – Будешь сегодня у него на подхвате. Дальше посмотрим, куда тебя определить. О деньгах отдельно поговорим, когда работу сделаем, – оплата артельная. А сейчас иди – горячую кашу похлебай. Вон там в палатке, если ещё не остыла.

Профессия революционера подобна профессии артиста: успех приходит к тому, кто много и эффектно выступает, переезжая с места на место. Владимир Ильич Ленин, без сомнения, был успешным революционером. Значительную часть жизни он провёл в поездах дальнего следования, меняя страны, города и конспиративные квартиры, а лучшие его выступления навеки отобразились в живописных полотнах и монументальных скульптурах. Ни одному популярному артисту не снился рейтинг, которого достиг Ильич только за одно выступление апрельским вечером 1917 года на Финляндском вокзале. Стоя на крыше броневика и потрясая знаменитой кепкой, он бросил в массы гениальный для своего времени слоган: «Да здравствует социалистическая революция!». Кстати, бронированный автомобиль для охраны Ленина прислал на вокзал премьер-министр Временного правительства Александр Керенский, который уже через полгода вынужден будет бежать от этой самой революции за границу, по неподтверждённой версии, в женском платье.

Свою последнюю поездку Ленин совершил также по железной дороге, в персональном вагоне, но уже не пассажирском, а багажном, лёжа в гробу, – от станции Герасимовская до Павелецкого вокзала. Единственный вагон скорбного поезда прицепили к паровозу с номером У127. Замечательно то, что покойный был не только его пассажиром, но также и машинистом. Звание почётного машиниста этого самого паровоза ему присвоили в 1923 году после того, как Ленин поддержал «великий почин» железнодорожных рабочих – субботник – новую форму добровольного бесплатного туда для общей пользы. Особо дотошные читатели возможно возразят, что Ленин в 1941 году совершил ещё одну поездку – в эвакуацию, в Сибирь и обратно, но этот факт к нашей истории не имеет никакого отношения.

Пока на Красной площади ударными темпами возводился первый деревянный Мавзолей, забальзамированное тело вождя временно положили в Колонном зале Дома Союзов, где проходило официальное прощание, и куда бесконечным потоком пять дней круглосуточно шли люди.

Дом Союзов находится рядом с Красной площадью, но выбраться туда Алексею Круглову не довелось: всё это время он не отлучался с объекта – работал, обедал и даже спал рядом с ним в наспех сколоченной бытовке. В один из этих дней случилось довольно-таки необычное происшествие, существенным образом повлиявшее на судьбу нашего героя.

Несколькими годами позже описываемых событий, в Москве на Патриарших прудах великий Воланд повстречается с Берлиозом и Иваном Бездомным. В знаменитом разговоре на бульварной скамейке он заметит, что ничего просто так не происходит, и всегда есть какая-нибудь причина. Причин может быть даже несколько, но только одна из них – главная. В нашей истории драматической первопричиной явилась жестяная кружка чая, неловко пролитая на морозе Алексеем. Перед тем как замёрзнуть горячий напиток растёкся по сырым смолистым доскам и превратился в скользкую ледяную корочку.

Ближе к обеду, отстояв положенный срок в почётном карауле у тела вождя, группа видных революционеров решила проверить, как идёт строительство усыпальницы. Группа собралась немногочисленная – всего два человека: Дзержинский и Ворошилов. На площади к делегации присоединился третий – уже знакомый нам красноармеец Николаев, наряженный толи для охраны проверяющих, толи для помощи, если что потребуется.

Феликс Эдмундович Дзержинский – Железный Феликс, создатель ВЧК, активный борец с контрреволюцией и саботажем – официально возглавлял комиссию по организации похорон и, не доверяя никому, сам хотел оценить качество выполненных работ. Пристальным взглядом он осматривал строящееся сооружение. Ветер трепал полы длинной кавалерийской шинели, хлестал по голенищам начищенных до блеска хромовых сапог. Плотники работали быстро, не отвлекались, строительный материал имелся в нужном количестве, саботажников и контрреволюционеров не наблюдалось.

Сооружение имело вид большого ящика, закопанного наполовину в землю. Расстояние между ступенчатой крышкой и деревянным настилом в подземелье, где планировали установить гроб, было значительным – метров пять-шесть. Внутреннее пустое пространство заполнялось стуком молотков, звоном пил и свистом морозного ветра в щелях между плохо пригнанными досками. Пахло свежей сосновой смолой и дымом от костров.

– Осторожнее, товарищ Дзержинский, здесь скользко, – предупредил проверяющего Степан Петрович, показывая топором на обледеневшие доски.

– Да-да, спасибо, товарищ, спасибо, – ответил тот задумчиво и прошёл вперёд, пытаясь разглядеть в холодной темноте внутренности склепа.

С тыла его прикрывал Климент Ефремович Ворошилов – герой Гражданской войны и будущий «первый маршал», – он тоже был членом комиссии по организации похорон. В юности Клим работал слесарем на паровозостроительном заводе, уважал опасное производство и старался без нужды не рисковать.

– Феликс Эдмундович, осторожнее, а то навернётесь, не приведи господи… Скользко-то как, – остерегал он товарища, растирая ладонями замерзающие уши: новая суконная фуражка плохо защищала от холода.

Но Дзержинский в своей меховой шапке его не слышал, а может быть просто хотел показать, что не гоже шановниму пану и потомственному шляхтичу проявлять трусость на глазах у простолюдинов, за свободу которых он всю жизнь боролся. Сгибаясь под деревянными балками, Железный Феликс упорно лез дальше – в сумрачную пустоту.

Объект государственного значения возводился в крайне сжатые сроки. Строители экономили на всём и в первую очередь, как водится, на соблюдении правил и норм техники безопасности. В результате случилось то, чего все в душе опасались, но никто не ожидал: скользкие незакреплённые подмостки разъехались, … и долговязый председатель комиссии, взмахнув как серая цапля крыльями кавалерийской шинели, полетел вниз.

Так и разбился бы пламенный революционер о мёрзлое дно могилы пролетарского вождя, если бы не чудесное спасение. Но уберегла его не святая польская заступница – Матка Боска Ченстоховска, имя которой Феликс успел про себя помянуть в полёте, а простой русский парень, крещёный