— А я ничего не придумываю, Таня. Заметь, ты все озвучиваешь за меня.

Чувствую, что начинаю скатываться в истерику. Зря. Ведь все статьи, посвященные теме возвращения блудного мужа, начинаются с того, что истерики в данном случае — последнее дело. Доморощенные психологи убеждены, что неверному в родных пенатах должны быть обеспечены максимально комфортные, приближенные к санаторным, условия. Никаких скандалов и, боже упаси, никаких упреков… Улыбка на лице, вкусные завтраки, которыми, почему-то считается, любовница не озаботится. Господи, какая чушь…

— Ну, так озвучь свою версию. Кто тебе мешает?

Я могу собой гордиться. Мой голос почти не дрожит. Я встаю с постели и отхожу к окну. Иначе… Не знаю, что… Вцеплюсь в него, как питбуль. Зубами в глотку.

— Я ухожу, Таня.

— Что?

Мой голос больше похож на хрип. Я собой гордилась? Забудьте… У нас было всякое. Но до этого никогда не доходило. Никогда.

— Я ухожу. Мы давно уже чужие люди…

— Ох, избавь меня от этого! — разворачиваюсь резко, даже в глазах темнеет. Обида с силой давит на сердце, и, мне кажется, оно идет трещинами.

— Ну, вот! А ведь я хотел с тобой нормально поговорить! Как взрослые люди!

Он берет чемодан. Тот, который я покупала для поездки в Грецию, и начинает методично складывать в него свои вещи.

— Подожди… Что ты делаешь? — как последняя дура спрашиваю я и начинаю так же методично возвращать их назад.

— Тань, ну, прекрати, а? Не трави душу…

Я оседаю на пол. Театрально? Возможно. Я и не утверждала, что у нас один Сашка — актер. Мы все живем будто в чертовой Санта-Барбаре.

— Не трави душу? — повторяю, слизывая проклятые слезы с губ. — Это точно твоя реплика, Саша? Может ты перепутал сценарий?

— Бл*дь! Ну, почему всегда так?! Почему нельзя по нормальному?

— По нормальному? — смеюсь, смехом срываю горло, — Знаешь, а я тоже всегда задавалась этим вопросом. Почему нельзя? А, Голубкин? Тебе что не хватает? Жена — умница, красавица, дети — пацаны, гордость для любого нормального мужика… Дом — полная чаша. Секс… раком, боком и с прискоком, я тебе хоть в чем-то отказывала? Су-у-ука! Да я вагинопластику для тебя сделала, чтобы тебе, любимому, потуже было! Я сделала чертову вагинопластику!

— Всему дому об этом расскажи, — буркнул Сашка, дергая замки на чемодане.

— Подожди! — закричала я, вскакивая с пола. — Подожди, Сашка… — выдохнула со всхлипом, встряхнула головой. — У Демида выпускной послезавтра. Мы должны на него пойти… Вместе. Ведь мы же родители! Что я ему скажу? Что тебе не до него?

— Я могу прийти на выпускной вечер.

— Послушай… Пожалуйста, давай не так! Зачем портить ребенку праздник?

— Ему почти восемнадцать, Таня. Не такой уж он и малыш.

Конечно, ему виднее. Сам-то трах*ет не намного более старшую…

— Но все же! Зачем торопиться, Саш? Я прошу два-три дня. Потом… потом уходи, если не передумаешь, я…

Что я — я не знаю. Просто не заглядываю так далеко наперед. Неизвестность меня пугает до дрожи в коленях, и я, как малахольная Скарлетт ОꞌХара, откладываю мысли о будущем до лучшего дня. Я сама от себя бегу… Стыдно за собственное малодушие, стыдно… за ту, кем я стала. Моя женская гордость давно уже втоптана в грязь. Стерта в порошок, развеяна ветром измен. Иногда я мечтаю собрать себя по крупицам, но даже сама не верю, что найду в себе силы на это.

— Ну… Я не знаю. Я уже пообещал…

Он капитулирует. Я это вижу. И мне мерзко от облегчения, которое слабостью распространяется по всему моему телу. Его нерешительность не должна меня делать такой счастливой! Это противоестественно! Но я радуюсь… что мой неверный, гулящий муж остается со мной из жалости.

Сама себя ненавижу.

Глава 3

Не знаю, как прожил следующие тридцать шесть часов — вплоть до прихода Тани. Просто запретил себе думать о ней, отгородившись плотной непроницаемой стеной. Когда наша связь так резко прервалась, я еще несколько раз пытался ее восстановить, но ничего не выходило. Она была уже не со мной. Моя, но чужая.

Я после долго медитировал, в попытке найти баланс, но так до конца и не справился с собственными эмоциями. Таня стала для них толчком, и теперь меня раскачивало из стороны в сторону, как деревянную мачту в шторм. Мне не было покоя. Я презирал себя за то, что позволил сделать. Однако в то же время я не мог не понимать, что если бы она так сильно во мне не нуждалась, у меня ровном счетом ничего бы не вышло. Каким-то непостижимым образом наши души совпали. Поймали одну волну в бесконечном диапазоне звука, чтобы зазвучать в унисон.

Так странно… Всю свою жизнь в этой бескрайней вселенной я находился один. Кружил между галактик, прекращал существование, вновь возрождался, и снова куда-то мчал, пойманный сетью Сансары1… Подхваченный ходом времени. И так уж сложилось, что в этой жизни я видел и понимал даже больше, чем мне бы того хотелось. Но я никогда не думал, что где-то рядом, в параллельных мирах существует тот, кто мне предначертан. Тот, с кем я зазвучу, как самая лучшая песня.

— Можно, доктор?

Её голос музыкой разливается у меня в ушах. Мое тело оживает, моя душа рвется к Тане навстречу.

— Проходите, пожалуйста. Как самочувствие?

— Я… Не знаю.

— Не знаете?

— Да… простите. Глупость такая… Нет времени остановиться и прислушаться к себе. У сына выпускной в школе… — добавляет она, словно это хоть как-то оправдывает ее преступное к себе невнимание. Я слышу шорох ткани, она взволнованно проводит руками по одежде. Хмурюсь.

— А лечение?

— Ох… Я обязательно все сделаю, доктор! Только закончится эта эпопея с выпускным.

— Раздевайтесь, — еще сильнее хмурюсь я и подкатываю ближе столик со всякой нужной медицинской требухой, — без параллельного медикаментозного лечения эффективность массажа снижается в разы.

— Я в курсе… Еще раз извините.

Хочется рявкнуть. Едва сдерживаю себя. Будь на ее месте любой другой пациент, я бы просто напомнил, что хуже он делает только себе, и на этом бы тема была закрыта. Но с ней… Меня беспокоит ее невнимание к себе. Оно меня злит. Как злит и тот, кто с ней рядом. Будь Таня моей, я бы ни за что этого не допустил. Я бы следил за ее здоровьем, я бы… Господи, зачем я об этом думаю?

— Раздевайтесь, — говорю, возможно, чуть более резко, чем следовало.

Таня ничего мне не отвечает, но я слышу стук каблуков, которые она сбрасывает, и шорох одежды. Пытаюсь представить, что это может быть… Платье или брюки? Склоняюсь к мысли, что она предпочла бы платье. Перед глазами возникает ее точеная фигурка. Тонкая талия, округлые бедра, аккуратный животик и пышная грудь, скованная лифчиком цвета пыльной розы. Не знаю, почему, но я практически уверен, что мой мозг транслирует картинку в режиме реального времени. Завожусь с полуоборота. Мгновенно. Зажмуриваюсь, как кретин, но от этого кадры перед глазами никуда не исчезают. Таня отбрасывает лифчик прочь, и я вижу ее соски. Твою ж мать!