Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПТСР невозможно определить по результатам анализа крови или любых других анализов. Его можно только диагностировать по симптомам, которые некоторые люди испытывают после перенесенной травмы. Аббревиатура ПТСР вошла в популярный лексикон: ее упростили, смягчили и теперь часто используют для описания реакции людей на неприятности и неудобства повседневной жизни. Однако медицинский диагноз ПТСР — дело совсем не шуточное. Врачи выделяют три вида симптомов этого заболевания: многократное переживание травмы в ночных кошмарах или флешбэках; избегание эмоциональной привязанности; и гипервозбудимость, в результате которой пациент легко пугается, раздражается и быстро впадает в состояние гнева. При этом довольно сложно утверждать, люди какого типа и какого пола более склонны к этому заболеванию. Например, жертвами ПТСР могут стать солдаты, которые никогда не участвовали в боевых действиях, а от последствий травматического переживания сексуального характера чаще мучаются мужчины, чем женщины.
Невозможно составить четкий контрольный список симптомов, которые наблюдаются у людей, страдающих от последствий той или иной травмы, что, впрочем, не делает их страдания менее реальными.
Головному мозгу приходится перерабатывать массу информации, поэтому он настроен так, чтобы ему было проще забывать, чем запоминать. Мозг воспринимает происходящее широкими мазками и не фиксирует прошлое до последнего пикселя. Мы забываем бытовые мелочи (телефонный номер или где вчера парковали машину) для того, чтобы сохранить в памяти что-то важное. Этот механизм называется адаптивным забыванием. Большинство воспоминаний тускнеют, как старая фотография, теряют свою эмоциональную заряженность, лишаются многих подробностей и деталей, однако воспоминания и визуальные образы травматического переживания (например, клетчатая рубашка нападавшего или красная машина непосредственно перед столкновением с ней) могут периодически появляться без приглашения. Из-за этого человек способен начать бояться людей, мест и предметов, присутствовавших в момент трагедии.
Воспоминания по своей природе являются весьма хрупкими конструкциями. Их можно сравнить со скульптурами, вылепленными из еще не высохшей глины. Мы мгновенно воспринимаем новую информацию (скажем, пароль от Wi-Fi), однако, чтобы ее запомнить, требуется время. Мозг должен понимать, что имеет дело с важной информацией, и «записать» ее где-то в глубине нейронного облака. Процесс запоминания может ускорить эмоциональный фактор, который помогает избежать необходимого для запоминания многократного повторения, и таким образом сэкономить время. Воспоминания не хранятся в одном файле на жестком диске. Память скорее напоминает сеть, в которой отдельные части воспоминания хранятся в разных местах мозга.
Подкрепленные эмоциями воспоминания закрепляются в мозге в течение нескольких часов. Как только воспоминание сохранено, «окно» закрывается, и изменить его уже очень сложно. А это в свою очередь означает: то, что человек делает непосредственно после травматического события — до того, как воспоминание раз и навсегда сохранилось, — играет огромную роль в том, какими будут у человека последствия травмы и станут ли его в дальнейшем беспокоить травматические воспоминания. Во время Французской революции около гильотины сидели les tricoteuses (фр. — вязальщицы), которые вязали во время казни. Судя по всему, они не страдали от ПТСР, потому что каким-то образом вязание защищало их от происходящего вокруг[2].
Британский психолог Эмили Холмс считает, что визуальные пространственные задания, как, например, вязание, способны предотвратить создание в сознании травматических воспоминаний. Она пришла к выводу, что игра в тетрис до окончательного запоминания травматического опыта в будущем помогает избавиться от флешбэков. Участники эксперимента, которые во время просмотра видео с кровавыми последствиями автокатастроф набирали на клавиатуре определенный набор букв, пережили меньше флешбэков, чем те, которые ничего не делали по ходу ролика. Однако те, кто во время просмотра выполнял задание вербального характера (называли числа, каждое из которых было на три больше предыдущего), получили больше травматических воспоминаний.
Дарвин высказал предположение, что нецелесообразно затянувшийся уход или избегание ставит животное в невыгодное положение. Избегание ставит и нас в невыгодное положение, когда речь идет о травматических воспоминаниях. При правильных условиях воспоминание о травмирующих событиях может исцелить эмоциональную травму и привести к исчезновению страха посредством процесса примирения, или реконсолидации.
Создание воспоминания — это не одномоментная и неизменная процедура, как, например, ваяние скульптуры из камня. Память податлива и пластична. Если человек что-то вспоминает, он должен потом реконсолидировать, то есть снова запомнить воспоминание. Это биологический процесс: благодаря синтезу нового протеина воспоминания могут меняться, если им создать для этого определенные условия, и к старым воспоминаниям могут быть добавлены новые контекст и информация.
Любопытно, что иногда травмы могут стать причиной личностного роста, то есть происходит процесс, противоположный ПТСР. Посттравматический рост — это позитивные психологические изменения, возникшие в результате преодоления травмы. В результате у человека происходит переоценка приоритетов и ценностей, появляются новые возможности и перспективы. Личностный рост после травмы вполне реален, но только для тех, кто готов вложить силы и время в осознание того, что его мир сильно изменился и с этим фактом необходимо примириться.
Некоторые пациенты, ощутившие стресс и тревожность сразу после того, как им сообщили онкологический диагноз, со временем могут добиться состояния посттравматического роста. Однако для этого необходим элемент борьбы. Например, люди после инсульта или подростки, пережившие торнадо, которые обдумывали, что с ними произошло, и стремились воспроизвести в уме все случившееся в позитивном ключе, получали хорошие шансы на посттравматический рост. Этот акт позитивного размышления называется навязчивым позитивным мышлением.
Как ни странно, но те, кто с трудом пережил серьезные психологические потрясения, получают больше возможностей для роста, чем те, кто обладает большей устойчивостью. Речь идет не об уменьшении боли или усилении ощущения благополучия, а об уровне функционирования