Приплюснутых лиц в окнах стало в два раза больше.

- Давление низкое! – встревоженно заметил первый, соскакивая с печи и доставая вполне современный термометр, пытаясь засунуть бабке подмышку.

- Ай! Холодно! – стонала бабка, отбиваясь слабой рукой от беса с градусником. – Пошли прочь, проклятое бисово отродье! Заморозят бабку! Ох!

- Температура тридцать шесть! - выдыхал бесенок, спрыгивая с печки.

- Гайморит? – вопрошал второй, который со справочником. Он сидел на лавке, листая толстенную книгу. – Ба, у тебя нос заложен? Нет! Гангрена? Давай ей антибиотик дадим! На всякий случай!

Второй бегал, как угорелый, звеня блистерами таблеток.

- Пей, бабушка! Пей! Это таблетка! – сидел на груди бабки второй, пытаясь затолкать таблетку и дать стакан воды.

- Кхе! Душат! Кхе! Проклятущие! – стонала бабка, отмахиваясь от таблетки и воды.

- Что там? Что там? – бегал кругами второй, заглядывая бесенку с книгой через плечо. В избе было неуютно. Пахло сыростью, травами и бабкой.

- Читаю про геморрой! – вздохнул бесенок, почесывая рожки.

- Может, грелку? Может грелку? – суетился второй, таща бабке резиновую грелку с горячей водой.

- Ааааа! Бесы меня варят!!! – взвизгнула бабка. Бесенок снова достал грелку и приложил к щеке: «Вроде ж не горячая!».

- Гонорея? – удивился и с подозрением посмотрел на бабку первый бесенок.

- Давай мы ее мазью натрем? – предложил первый. Он исчез, а потом появился с пакетом лекарств с надписью «Аптека – друг человека! А цены – враг зарплаты!». – Вот! Натираем!

- Ой! – шарахнулись все от окна, когда с бабки слетело одеяло.

- Держись, ба! Мы тебя спасем! – натирали ее мазью бесы. Бабке на вид было сто с хвостиком. Мне казалось, что она еще гладила мамонтов.

- Печет! Печет! – визжала она, когда ее растирали знакомой мазью. – Жарят меня бесы! Как на адовой сковороде!

- Не, ба, ты не того! Мы тебе помереть не дадим! – причитали бесята. Они показались мне такими милыми. Вот только бабка так не считала.

- Одеялами накрой ее! – ругались они, укутывая и бабку, и грелку.

- Во мучается! – послышался скрипучий голос за окном. – Ведьмы всегда тяжко помирают! Бесы их мучают! И эта все помереть не может! Надобно крышу снимать!

Ага, и мебель выносить!

На крыше послышались удары топоров. Они что? Действительно крышу разбирают?

И тут бабка посмотрела на меня. Она протянула дрожащую руку, словно хотела что-то сказать.

- Что такое? – спросила я, подойдя поближе. Бабка шевелила губами, но я не могла расслышать, что именно она говорит.

- Простите, но вы не подскажете, как я могу выбраться отсюда? Извините, что не вовремя, – робко спросила я.  – Может, тут автобус какой ходит?

- Ходит! Пешком по болотам! Закатав колеса! – подвякнули бесята. Но бабка явно что-то пыталась мне сказать.

- А телефона у вас нет? – спросила я, осматривая избу. Пучки трав были, огромная черная книга с замком была, какие-то ступки-пестики были, веночки были, а телефона не было!

- Что такое? – прислушалась я, глядя на ее руку. Стоило мне подойти близко, как вдруг бабка схватила меня за кисть руки.

- Отдаю… - прошелестела она и… стала испаряться. Она рассыпалась пеплом, пока я в ужасе терла свою руку, делая неуверенный шаг назад. Что-то серое, похожее на сгусток тумана вылетело в крышу.

- Ба-а-абушка!!! – закричали бесы и  зарыдали, ловя пепел в черные лапки. – Бабуська! Бабусечка…

- Эээх, - утер слезы один из бесят, уныло присаживаясь на лавку. Дверь не выдержала натиска соболезнующих.

- Новая ведьма! Старая ей силу передала! Гляди, какая молодая! – обсуждали меня так, словно меня не было.

- Красивая, -  переглянулись мужики, пока я сидела на скамеечке, вжав голову в плечи.

- Сразу видно, простипома!!! – проскрипела какая-то скрюченная бабка. И сплюнула.

- Втыкуха! – послышались голоса. – Марамойка! Хипесница! Шкирла! Сиповка!

- Тре-е-епушка! – пискнул ребенок. И тут же спрятался за мать.

Я с удивлением смотрела на народ, который разглядывали меня, как диковинку. Тактичность? Нет, не слышали!

- Втыкуха, - покачала головой вредная скрюченная бабка в старом платке. – К тому же еще и нечистая! Тьфу! Сразу видно, что ведьма.

Один из бесов сделал непристойный жест.

- Держите меня, я ей втащу! – орал он, воинственно размахивая кулачками. Как только он понял, что его никто не держит, как тут же вручил хвост второму: «Ты крепче держи!».

- Ой, втащу!!! – разбушевался бесенок. Хвост выскользнул из рук, а он тут же опустил кулаки и снова вручил кончик хвоста другу.

- Как всыплю! Мало не покажется!!! А меньше у меня нет! – воинственно орал он. – Ты, главное хвост крепче держи!

Согласна, после болота меня можно отдавать маме на стирку! Всю, как в детстве. В ботинках хлюпала вода, пальто было мокрым и стало почему-то серым.

- Ай-я-яй! Как не стыдно! Ведьма! Тьфу! Никогда к ведьмам не ходила! – распиналась какая-то баба, таща за собой детей.

- А кто к ним ходит? Никто! – вторили ей голоса. – Ведьма! От них все беды! То урожая нет, то покойники с кладбища лезут! Тьфу!

У меня пока не появилось желание оживлять местное кладбище. Чтобы оживить суровый быт крестьян культурно –покойной программой. А что? Должно появиться?

- Да! Никакого проку! Вред один! Как сглазит, так все из рук падает! – кипятились жители, пока я даже не знала, что ответить.

Послышался галдеж, уверяющий, что хуже меня никого  свете нет никого. Что я прямо сейчас побегу заломы делать! Если бы мне еще уточнили, что такое заломы, то я бы, наверное, подумала, делать их или нет.

Поорав, толпа стала расходиться.

- Ноги моей в этом нечистом доме не будет! – прикрикнул мужик какой-то. И грозно нахмурил брови, погрозив мне пальцем.

- Ведьмы нам еще не хватало! Старой еле сдыхались! А тут новая! – распинали меня,  на чем свет стоит. Я сидела молча, даже не зная, что ответить.

Дверь закрылась, а я вздохнула. «Все! Можешь отпускать!», - выдохнул боевой бес, забирая хвост у друга.

- Я не хочу быть ведьмой, - поежилась я. – Отправьте меня домой.

- Поздно тебе домой! Никак отсюда не уйдешь! Все мы тут во власти Хозяина Болот! Куда не беги – все его царство! Отрезал он от мира нашу Россоху! Никого отсюда не выпускает! Пускать-пускает, но обратно в мир дороги нет! – вздохнули бесы.

Один высморкал свой пятачок в старый бабкин платок, скомкал и прижал его к груди.