Я неоднократно говорил, что не стоит преувеличивать роль идей, ценностей и идеологии в массовых процессах самих по себе. Однако будучи вброшены в эти процессы, идеи, ценности и идеология из информации превращаются в социальную энергию, которая, «овеществившись» в людских телах, бросает их на копья, под пули, на амбразуру. Кадры решают всё, говорил Иосиф Виссарионович; всё – это и есть все вопросы. Но кадры – не массы, и вот на этом уровне роль идей, борьбы вопросов и смыслов огромна. А потому победа в борьбе вопросов зачастую определяет исход вопросов борьбы. Наша Борьба – за Будущее – детей, внуков, Родины.

«Биг Чарли», или О Марксе и марксизме: эпоха, идеология, теория

(К 180-летию со дня рождения К. Маркса)[1]

1. «Бит Чарли» – непобедитель, получивший все?

Карл Маркс. Марксизм. Марксизм-ленинизм.

Еще пятнадцать лет назад без этих слов невозможно было представить нашу жизнь. Они пронизывали ее, врываясь со страниц газет, книг, учебников, названий улиц, портретов, транспарантов, лозунгов. Они были фоном нашей жизни – как красный цвет. Но вот минуло полтора десятилетия – и будто не было. Произошло очередное в нашей истории отречение от старого мира, причем первыми от этого «марксистско-ленинского мира» отреклись, как и положено, его апостолы – кто отрекся, а кто и продал, как Иуда.

В любом случае Маркс и марксизм (о Ленине разговор особый) – ныне это для большевиков прошлое. Sic transit gloria mundi. По крайней мере, так gloria transit в России, где одно из основных качеств народа, популяции – забывать. Забывать события и структуры нашей истории, прежних героев и злодеев – не только давних, но и буквально вчерашних. Так произошло и с Марксом. Ну что же, может, оно и к лучшему. По крайней мере, в том смысле, что теперь, когда утихла брань, перекрывшая прежний восторг, можно в условиях относительного спокойствия, на дистанции – пока еще довольно короткой, но все же дистанции, а следовательно, дистанцированно, отстраненно начать разбираться, что такое марксизм как социальная теория и идеология, что такое «марксизм-ленинизм», «марксистско-ленинская идеология» и т. д.? Каково место, роль и значение этих явлений и самого Маркса в XX в., в Современности (Modernity – 1789–1991 гг.), в Капиталистической Системе, в Европейской цивилизации.

Кто-то может сказать: а не слишком ли широкомасштабно, высоко и круто? Не слишком. Кого можно поставить рядом с Марксом – по значимости, по степени влияния на события, на ход истории? Начнем с XX в.

Обычно в книгах и альбомах, посвященных XIX в., портрет Маркса – в первой пятерке. Пятерка чаще всего выглядит так: Наполеон, королева Виктория, Дарвин, Маркс, Бисмарк. Люди, конечно, знаковые и в этом смысле очень достойные. И все же. Наполеон – это не столько сам XIX в., сколько вход в него (1789–1815 гг.). Значение Наполеона, хотя он увенчал Великую Французскую революцию и придал ей экспортную форму, хотя он и попытался, как заметил Ф. Фехер, провести социальный эксперимент – создать гражданское общество без демократии, т. е. первый авторитарный режим в строгом смысле слова, все же в целом не выходит за рамки XIX в., ограничивается им. Сама форма авторитарности – бонапартизм – была очевидно девятнадцативековой. Более того, будучи обращен к XIX в. и в XIX в. как бонапартист и «экспортер революции», в других важных отношениях Наполеон был обращен в сторону XVIII в., спиной к XIX. Одно из ключевых слов XIX в. – «идеология». Но именно идеологию и идеологов не жаловал Наполеон. Нет, скорее он венчал предшествующую XIX в. эпоху – как Гегель, Гёте, Бетховен и наш Пушкин, чем начинал новую, скорее писал эпилог к XVIII в. и пролог к XIX в.

Еще более ограничено значение королевы Виктории. Это ультрадевятнадцатый век. И хотя правила она с 1837 аж до 1901 г., т. е. захватив почти всю эпоху пика британской гегемонии (1815–1871) и значительную часть преимущественного доминирования «туманного Альбиона» (1871–1914), «въехала» в первый год XX столетия; викторианская эпоха – это 1840-е -1860-е годы. С 1870-х годов начинается новая эпоха, если не отрицающая «викторианский век», то, по крайней мере, существенно отличающаяся от него. Это – эпоха Бисмарка. Вот этот человек, безусловно, пережил свое время – последнюю треть XIX в. И хотя незадолго до смерти, осматривая гамбургские верфи, он несколько раз проговорил, что перед ним другой, совершенно другой мир, через «длинные двадцатые» (1914–1934 гг.), он тянется к «Третьему рейху», хотя, конечно, второсортным политикам из «Веймар и Кº» и закомплексованным вождям рейха далеко до «железного канцлера».

Чарлз Дарвин. Человек, которому Маркс хотел посвятить «Капитал». Он тоже немного «вылезает» из «короба» XIX в. Но, на мой взгляд, очень немного.

Что касается Карла Маркса, то, оказавшись во многих отношениях квинтэссенциальной фигурой XIX в., он не только протянулся в XX в. дальше всех своих «коллег по великости» – по сути, до 1960-1970-х годов («молодежная революция» в 1968–1970 гг. в Первом мире, иранская революция 1979–1980 гг. в Третьем мире). Более того, в XX в. его «знаковое присутствие» на десяток лет больше, чем в XIX (1848–1950)!

Дело, однако, не только в количестве, но и в качестве, в многогранности. Я имею в виду следующее: Дарвин – это сфера биологии, научного мировоззрения в целом, некоторое влияние на социальные идеи (общественная жизнь как борьба за существование). Наполеон и Бисмарк – политика и война, хотя Наполеон – революционер и универсалист, а Бисмарк – контрреволюционер и националист. Виктория – это тоже политика, хотя скорее символически, чем реально. Реальную политику делали другие – Дизраэли, Гладстон.

Маркс… это почти все. Это идеология, это политика, это социальное движение, бунт, это наука и научное мировоззрение, это революция. И, конечно же, символ, знак, который в своих знаковости и символичности оказался намного сильнее Виктории, а также Наполеона, Дарвина и Бисмарка, возможно даже вместе взятых: никто из них так не попал в XX в.; никто из них не стал так известен за пределами Европы. Все люди, о которых шла речь, были европейцами, и их историческое значение не вышло за рамки Европы. Маркс был первым европейцем современной (modern) эпохи (1789–1991 гг.), чье значение имело не только общеевропейский, но и общемировой или, как любят говорить теперь, глобальный характер. Правда, мне больше нравится слово «всемирный», оно менее специфично, чем «глобальный», а потому в данном контексте более уместно. Можно сказать, что Маркс как фигура и «знак» родился одновременно с всемирной историей. Всемирная история, писал сам Маркс, существовала не всегда, она возникла в самой середине XIX в. Точнее, это было начало ее рождения. Само рождение заняло двадцать бурных лет – «длинные пятидесятые», 1848–1867 гг. Это двадцатилетие, началось «Манифестом Коммунистической партии» и революцией 1848 г.