В этот момент Николай Петрович проснулся и, ошарашенный происшедшим, долго еще лежал в раздумье: успел ли конь вынести его с места катастрофы? А как люди? Они погибли? А император?

Вот почему Арбенин в то утро встал с постели позже обычного минут на пятнадцать-двадцать. И этот факт был для него не меньшей, чем во сне, катастрофой! Дело не только в том, что он придерживался строгого распорядка дня, нет. Как заядлый холостяк, не обремененный семейными обязательствами, он любил с утра понежиться в теплой ванне, а тут время было ограничено. Поэтому Арбенин мельком взглянул в зеркало, где отразилось изображение высокого худощавого мужчины с открытым лицом, на котором были особенно выразительными прямой нос с горбинкой, даже немного хищнический, и глубокие темно-каштановые, в цвет волос, глаза. Затем он наскоро умылся, позавтракал приготовленным работницей Глафирой омлетом с гренками и с черным кофе и поспешил на службу.

На душе оставалось неспокойно весь день, даже во время заседания Русского антропологического общества. И не напрасно. Вот как разворачивались дальнейшие события.

* * *

Присутствующие расселись за вытянутым почти во всю аудиторию массивным столом, и профессор геологии Иностранцев на правах организатора и руководителя Общества поприветствовал всех, а потом, как обычно, поделился мыслями в свете последних публикаций:

— Наше общество существует уже двадцать пять лет, а это немалый срок. Напомню, что своей задачей оно ставит изучение человеческих рас вообще и в том числе — населявших и населяющих Российскую империю, в антропологическом, то есть, биологическом, этнографическом и археологическом отношениях…

Где-то за столом зашуршали бумаги, и Арбенин слегка повернул голову на этот шелест. Он встретил острый взгляд незнакомца в модном пиджаке из чесунчи или еще какого шелка, издалека разглядеть его было довольно трудно, но что костюм заграничный, это факт.

— Однако, спросите себя: а много ли было публикаций в последние годы о первобытном человеке?

Профессор сделал паузу. И Арбенину так и хотелось вставить словечко, мол, только ваши, Александр Александрович, статьи… Но он промолчал и продолжал слушать дальше.

— А много ли можно написать, сидя в аудитории?

Вопрос докладчика прозвучал риторически, но все понимали, что это только прелюдия какого-то чрезвычайно серьезного разговора.

— Ладно, мое мнение таково: надо думать не только об учебном процессе! Нужны и экспедиции! В связи с этим хочу представить вам Павла Ильича Кондратьева, недавно он вернулся из Германии, куда был командирован для получения опыта работы на кафедрах географии. Сейчас мы не на заседании деканата, поэтому не будем углубляться в научные дебри, а выслушаем соображения коллеги конкретно по поднятому мной вопросу…

Николай Петрович насторожился. Павел Ильич? Это не тот ли, который еще в девятьсот пятом… Но его мысли прервал хорошо поставленный голос нового докладчика:

— Я посетил практически все важнейшие центры античной цивилизации в Средиземноморье и имел возможность ознакомиться с коллекциями крупнейших европейских музеев. Скажу откровенно: работа коллег впечатляет!

Да! Да! Сомнений не может быть! Это он, он! Сердце Николая Петровича застучало сильнее, и он не на шутку разволновался, так что требовались определенные усилия для того, чтобы скрыть свои чувства за скучной гримасой внимательного слушателя.

— И вот результаты их работы, — продолжал Павел Ильич, и, словно любуясь собой со стороны, поправил модный укороченный воротник костюма. — Англичанин Артур Эванс открыл на острове Крит Минайскую цивилизацию, а Генрих Шлиман скоро окончательно перероет и Тунис, и Египет, и Индию… Согласитесь, только его открытие микенской культуры на Пелопоннесе стоит мирового признания…

— Этот неугомонный немец скоро не только эгейскую культуру раскопает… — бросил кто-то реплику, однако докладчик ее не игнорировал, напротив, подхватил.

— Вот-вот, остается дождаться, когда он и у нас начнет копать… Где-нибудь в Сибири или на Урале…

— А что искать-то на Урале? — возразил новый оппонент.

— На Урале? — переспросил Павел Ильич. — Да что угодно! Вот профессор Иностранцев нашел там платину! А мы… Мы, если постараемся, можем и Гиперборею найти…

В этот момент Николай Петрович посмотрел на нос с горбинкой и чуть припухшие губы выступающего. Да, этот человек сильно изменился за восемь лет, но только внешне — внутренний его стержень оставался таким же крепким и упрямым… И ведет себя вполне уверенно, и даже — очень. Словно вернулся в коллектив с весомой победой или получил новое назначение… Ладно, каждому свое. Сейчас бы понять, узнал ли он его, Арбенина? А если узнал?! И волна страха начала подбираться к самому сердцу.

Павел Ильич задержал взгляд на Арбенине, словно отвечая ему: да, дорогой, узнал я тебя! И с еще большей уверенностью произнес:

— У меня конкретное предложение: организовать экспедицию на Урал. В некоторых европейских изданиях появились публикации о том, что именно туда шли люди, покинувшие Арктиду.

— На какой именно Урал? — переспросил сидящий рядом с Арбениным тучный пожилой мужчина, явно проверяя познания новоявленного ученого.

— Для большего эффекта можно и две экспедиции одновременно: на Восточно-Европейскую равнину и на Западно-Сибирскую… — не растерялся докладчик.

— Еще даже не доказано существование Арктиды! Нет ее! — опять прозвучала реплика.

— А мы не будем ждать, когда кто-то ее откроет! — улыбнулся Александр Александрович Иностранцев, завершая поднятую тему. — Сами найдем и исследуем! Или не верите?

Когда выходили из аудитории, Николай Петрович поймал на себе пронзительный взгляд Кондратьева. Они приблизились почти вплотную и подали друг другу руку. Ладонь Павла Ильича, холодная, как неживая, слегка охладила волнение нашего героя. «Не бери в голову!» — подумал он и, не сказав ни слова, прошел в сторону выхода.

Набережная вдоль Кронверкского пролива с некоторых пор стала его излюбленным местом для прогулок. Особенно доставляло удовольствие прохаживаться здесь одному и молча наблюдать за бегущей водой. Иногда синяя гладь волновалась и пенилась, иногда — оставалась ровной, и Арбенину всегда казалось, что вода читает его состояние души.

В этот раз вода была мутной, может, потому что перистые облака почти загораживали солнце, а впрочем, когда в такое время солнце светило ярко? Колкий апрельский ветер дул с севера, и Арбенин отвернулся от него, продолжая находиться в раздумье, уверенный в том, что на безлюдной набережной никто не сможет прочитать его мыслей.

— Николя! — прикосновение к щеке пушистой муфточки, которую он смог бы определить из тысячи других подобных, слегка вывело из забытья.

— Вера?

Он повернулся к ней и, поддаваясь ее игривому настроению, засмеялся.