Не разучится ли вскоре замечать она сама?

Катя перебежала дорогу. В ногах ощущалась легкость и сила.Сырой ночной ветерок трепал волосы, ласкал лицо, воздух очистился от машин,людей, и запах весны стал пронзительнее.

Девушка решила пройти от метро наискосок до нужной улицы.Дворы встретили тишиной, ярчайшим светом фонарей и вонью помоек.

Подходя к высокой арке между малоэтажнымиотреставрированными домами, Катя еще издалека услышала яростный рев мотоцикла.Стало любопытно.

Вскоре мощный «Харлей» пронесся рядом и резко затормозилвозле детской площадки. За рулем сидела девушка, одетая в черную кожануюкуртку, кожаные обтягивающие штаны и высокие сапоги на каблуках. Длинные черныеволосы были стянуты в высокий хвост, глаза необыкновенного, слишкомтемно-синего цвета метали молнии.

Глядя на нее, Катя даже решила, что перед ней вампир —холодный и расчетливый, но пульсирующая на нежной белой шее венка развенчивалаэту версию.

— Слезай! — приказала девица своему спутнику.

Парень, одетый в теплую плюшевую куртку белого цвета,неловко сполз с сиденья.

— Мы могли бы... — робко начал он, но девица резко оборвала:

— Молчи, жалкое посмешище!

Парень пристыженно опустил глаза и поджал пухловатые, как уребенка, губы.

Русоволосый, с приятными чертами лица, небесно чистымиголубыми глазами, немного курносый. Он выглядел необыкновенно трогательно.

Но сердце мотоциклистки не дрогнуло, она раздраженнобросила: «Не звони мне больше, сопляк!», завела мотор и умчалась.

Парень перешагнул невысокую оградку площадки и уныло приселна скамейку.

Катя с минуту подумала, затем подошла и примостилась рядом.

Парень удивленно уставился на нее.

— Не знал, что тут кто-то есть, — невнятно забормотал он,отводя глаза.

От него дивно пахло, так насыщенно и сладко.

Катя с усилием сглотнула.

— Как дела? — спросила она, чтобы хоть немного отвлечься отодурманивающего запаха и манящей вены на шее.

— Да так... — Он помолчал, созерцая свои покрасневшие ответра руки, а потом, точно собравшись с силами, выпалил: — Да не очень. Любовьзла...

Девушка усмехнулась. Уж кому-кому, но не ей стоило рассказыватьо превратностях любви. Ради своей она выпрыгнула из окна, легла под поезд, а вконце концов и вовсе распрощалась с человеческой жизнью. И теперь Любовь иногдаснисходительно удостаивала ее взглядом своих прекрасных ледяных глаз, а востальное время Любовь вдоволь занималась своими личными делами.

— А может, оно и не нужно тебе? — Катя кивнула в сторону,куда умчалась мотоциклистка.

— Может, — наклонил голову парень и тяжело вздохнул. —Только почему-то сейчас кажется, это единственное, что мне нужно.

Девушка помолчала. Он даже не подозревал, как хорошо она егопонимает. А еще не подозревал, насколько вкусно пахнет его кровь и как сильноей хочется пить...

От него исходило приятное тепло. Катя чувствовала его каждыммиллиметром своей кожи, способной распознавать самое легчайшее дуновение ветра,холод от полета мошки, сырость от падения с дерева капли. Кровь ангелов в еевенах не знала мирских преград.

Когда жажда стала невыносимой, Катя встала и хотелапопрощаться, но парень тоже вскочил.

— Можно тебя проводить? Ты где-то тут живешь? Я Глеб.

Она замешкалась. Хорошенький юноша неожиданно напомнил ейдругого — и пусть тот, другой, намного красивее и благороднее в меру своихизысканных манер, но было у них что-то общее, едва уловимое сходство.

— Проводи, — сама себя удивила Катя.

Она скучала, тосковала по Вильяму куда больше, чем могласебе признаться. И встреча с мальчишкой, чем-то напомнившим его, сталаоткровением. Впервые со дня отъезда Вильяма в Сенегал она засомневалась в своемвыборе между братьями.

Чуткий Вильям, добрый, нежный, заботливый, готовый посвятитьей все свое время, но слабый. И гордец Лайонел, чья любовь так похожа набезразличие, холодный, жестокий, самолюбивый и очень, очень сильный. Двекрайности в одной семье.

— Я докучаю? — вывел ее из задумчивости вопрос Глеба.

Они уже почти дошли до нужного дома, и она остановилась,соврав:

— Мы пришли.

— Ты тут живешь? — изумился парень, разглядываяполуразвалившийся четырехэтажный дом с заколоченными окнами почти у самойземли.

— Да, — вновь обманула она, — наш дом ремонтируют. — А самаобернулась и посмотрела на виднеющуюся крышу своего нового жилища, где ее ждалили вовсе не ждал, а занимался своими делами Лайонел.

— Ну ладно, я пойду, — смущенно улыбнулся парень. — Спасибо,что составила компанию.

— Не за что, — милостиво кивнула Катя и, махнув на прощание,скрылась в арке. Подождала около десяти минут и вихрем пронеслась до своегонового дома. Свет в той части улицы не горел, и в прихожей оказалось темно. Нодля вампира это вовсе не являлось неудобством.

Девушка прошла по длинному коридору и уже хотела поднятьсяпо лестнице, но позади холодный голос, подстроившийся под звучащую у нее вголове музыку, остановил.

— Аппетитный мальчик — твой юный ухажер.

Катя обернулась и, выдержав пристальный взгляд допрозрачности голубых глаз, обронила:

— Да, ничего.

Лайонел грациозно оттолкнулся от стены и двинулся к ней.

— Как твои поиски? Нашла тех, кому не нужна жизнь?

Он остановился в двух шагах, а она ощутила, как у нееначинает кружиться голова. Глядя на него, чувствуя близость к нему, вдыхаясвежий морозный аромат его одеколона, она поражалась, как могла хотя бы насекунду усомниться, что ей нужен кто-то другой...

Катя сократила между ними расстояние и прижалась щекой к егогруди.

— Я скучала.

Он промолчал. Тогда она подняла глаза. Их взглядывстретились, нежно и звонко потянулись музыкальные секунды, и наступил высокийпик — разочарование, когда Лайонел спросил совсем не то:

— Все еще слышишь музыку?

Девушка немного отстранилась.

— Айзек Шепард. До рассвета. — И быстро, боясь, что онуйдет, призналась: — Я не смогла никого убить! Я чувствую... чувствую, как они,и мне их так жаль.

— Конечно, жаль, — невозмутимо произнес Лайонел. — Конечно,не смогла. Когда-нибудь ты убьешь, но не сейчас.

Катя приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы, нежноперебирая мягкие золотистые пряди на затылке.

— Побудем вместе?