— Меня зовут Анастасия Потемкина. Я… вдова Игоря Потемкина… — Она отхлебнула глоток и поморщилась.

«Опа, — подумала я, — а тут дело-то явно не в разводе».

Игорь Потемкин, фактический владелец крупного коттеджного поселка «Снежинка» недалеко от МКАД, скончался года полтора назад. Это событие освещалось широко — ну еще бы! И кажется, как раз Нугзар рассказывал мне что-то о нем и его бизнесе. Ну, точно — дружили они, что ли…

«Снежинка» представляла собой автономную структуру, недвижимость в которой в основном принадлежала иностранцам. Часть из них имела там собственные дома, а часть — арендовала самостоятельно либо через фирму-работодателя, коих сейчас в столице немало. Насколько я слышала, аренда там доходила до двухсот пятидесяти тысяч долларов в месяц, хотя были и относительно дешевые домики — тысяч по десять. Кроме того, «Снежинка» постоянно расширялась, строительные работы велись активно, а число желающих приобрести или хотя бы арендовать там жилье неуклонно возрастало. Жилой комплекс имел свою инфраструктуру — от школ, детских садов и ресторанов до отдельного поселка, где проживал обслуживающий персонал, — «Снежинка-2». В общем, сидящая передо мной вдова Потемкина могла претендовать на звание богатейшей женщины страны — точно. А может, и не только… Интересно, о чем может идти речь?

— Я вас слушаю.

— У меня серьезные проблемы, — облизывая губы, прошептала Анастасия, пугливо посматривая на дверь, которую закрыл за собой метрдотель.

— Вы кого-то боитесь?

— Я боюсь всех, — призналась она тем же шепотом. — Дело в том, что у меня дочь… ей десять лет, это третий ребенок Игоря. Есть еще два сына от первого брака, Алик и Юра…

— Я так понимаю, они уже не дети? — Я смутно помнила, что Игорю Потемкину на момент смерти было хорошо за шестьдесят.

— Нет конечно… Алику тридцать два, а Юре двадцать восемь…

— Насколько я могу догадываться, вопрос в наследстве?

— Нет. Мы ничего не делим между собой, у нас прекрасные отношения, вы не подумайте, — зачастила Анастасия, словно боясь, что я уличу ее во вранье. Но почему-то мне ее слова враньем не показались. — Игорь всегда хотел, чтобы мы были одной семьей, ему нравилось, когда его окружали родные люди. Мы ничего не делим, — подчеркнула она еще раз. — Дело в другом… Мне угрожают, понимаете?

— Понимаю. Но адвокат-то вам зачем? Я же не смогу обеспечить вам охрану.

— Речь не о том… От меня требуют продать нашу часть акций — мою и Аленину, понимаете?

Я не понимала. Какой смысл выкупить часть акций, когда другая все равно принадлежит сыновьям?

— А вашим пасынкам такое предложение тоже поступало?

— Насколько я знаю, нет.

Еще интереснее. Или мальчики в доле? Я не стала задавать этот вопрос, но не скрою: дело меня интересовало. Только вот каков будет мой гешефт? Не надеется же эта дамочка, что я буду работать из альтруизма?

— Я не могу уяснить сути вашей проблемы и места, которое мне отведено во всей этой истории.

— Варвара Валерьевна, мне рекомендовали вас как отличного адвоката, я хочу, чтобы вы представляли мои интересы. Любые. Словом, я предлагаю вам стать моим семейным адвокатом, — выпалила Анастасия и залпом допила напиток.

— А что случилось с семейным адвокатом господина Потемкина? Ведь он, как я понимаю, имеется?

— Я… я не доверяю ему… — запинаясь, проговорила она и нажала кнопку вызова официанта.

Когда тот вошел, Анастасия вдруг совершенно изменилась и, даже не интересуясь, слышат ли ее, сказала:

— Две порции блинов с икрой, два фирменных салата… вы едите рыбу, Варвара Валерьевна? — Получив утвердительный ответ, она продолжила: — Стерлядь на пару… Вы за рулем?

Это снова относилось ко мне, и я ответила:

— Нет, у меня водитель.

— Отлично. Водка, коньяк, виски, вино?

— Коньяк.

— Значит, четыреста коньяка. Все.

Такая разительная перемена настроения и манеры вести себя слегка сбила меня с толку. Только что за закрытой дверью сидела испуганная мышка, говорящая шепотом, и вдруг на смену ей явилась уверенная в себе, избалованная деньгами светская львица, совершенно не заботящаяся о стоимости заказываемых блюд и напитков. Нет, я-то могу позволить себе ужин в этом отнюдь не дешевом месте, но каково пришлось бы кому-то, кто зарабатывает не так, как я? Словно поймав мою мысль, Анастасия сказала:

— Ужин оплачиваю я. В конце концов, это я вас сюда притащила.

— Дело не в счете.

— Вас интересует гонорар?

— Разумеется.

Анастасия вынула из клатча зажигалку и сигареты, закурила и сказала:

— Скажу вам честно: больших денег у меня на руках нет. Ну, то есть я получаю некую сумму на мои и Аленины расходы, но все остальное вложено в дело. И вам в качестве гонорара я предлагаю следующее. Вы — женщина обеспеченная, я это точно знаю. Сбережения у вас имеются, и приличные. Я предлагаю вам вложить деньги в акции «Снежинки» в счет части пакета акций. Чужих обычно не подпускают, но раз вы становитесь моим адвокатом… Как только все уляжется, вы получите свои акции и сможете распорядиться ими как угодно — сохранить, продать кому-то из нас, как захотите.

Ее серые глаза буравили мое лицо, и я вдруг подумала, что эта дамочка не так проста и напуганна, как хочет казаться. Нанять адвоката, чтобы грызся за ее наследство с туманной перспективой получить часть пакета акций, — умно придумано. Уж не Нугзар ли ей это присоветовал? Иначе откуда она узнала про мое финансовое положение?

— Я должна все обдумать. Дайте мне три дня.

Вдова согласно кивнула, и мы принялись за блины, которые как раз принес официант.

Дальнейшие разговоры касались разных мелочей: Анастасия рассказывала мне о пасынках, о том, кто и как сейчас управляет компанией, о том, как два месяца назад появились люди, предложившие ей сделку. О том, что именно семейный адвокат Потемкина пришел к ней с этим предложением, не «засветив», таким образом, своих заказчиков. Вот этот момент мне не понравился — похоже, Анастасия права и адвокат тоже в доле. Он же явно видел завещание и знает, кому и сколько оставил Потемкин. Судя по всему, доля Анастасии и ее дочери превышает таковые у сыновей, потому что пришли именно к ней, а не к ним. То есть контрольный пакет — у вдовы.

— А как давно вы общались с пасынками? — вдруг спросила я, и Анастасия, отложив столовый прибор, пробормотала:

— С Юрой месяца полтора назад, а с Аликом… давно…

— Давно — как? — не отставала я, потому что в ее замешательстве мне почудилась какая-то недосказанность.

— Он… он уже три месяца лечится от алкоголизма… Мы практически не навещаем его, врачи запретили…

Бинго. Все понятно. Алик у нас — безвольный алкаш, с таким проще простого: он подмахнет за бутылку любые бумаги. Если уже не подмахнул. Хотя госпитализация в клинику — умный ход со стороны семьи, это исключает любые контакты с кем бы то ни было.