единогласно, пророчили успех. Второй тираж вышел уже через два месяца после первого. Книжка разлеталась с прилавков со скоростью горячих пирожков на ярмарке в пасмурный день. По настоянию Томаша я снова засел за «печатную машинку». Два года мучительных «родов», результатом которых стали две коротенькие повести и один роман. По выражению лица друга после прочтения я понял — вышла редкостная макулатура. После долгих раздумий мой издатель согласился разослать макет нескольким «надежным людям». Отзывы были снова единогласные — сжечь! Через два года издатель забыл мой телефон. Через три, казалось, меня забыл и читатель. А теперь во всем этом не было смысла. Весь мир утратил суть. Больше месяца прошло с момента смерти Мартины и все, что осталось во мне теперь — это жажда мести. Не было стремлений, не было надежд и грез. Что должен чувствовать человек, лишившийся единственной отрады и опоры в жизни? Друзья говорили мне, что нельзя так замыкаться на одном человеке, пытались вытащить меня из этого, но я не хотел. Мартина — это все что у меня было. Я любил ее, как никогда и никого не любил. А теперь, все что мне осталось — это холодное отвратительно липкое чувство пожирающее меня изнутри. Я знал, кому мстить и был уверен, что смогу это сделать рано или поздно. От сиюминутных действий меня удерживало то, что я не понимал природу Твинов. Я боялся навредить невиновным. Шли дни, и пыл понемногу стихал, уступая место мазохистскому чувству — вынашиванию плана мести. Не зная, что делать в реальном мире, в своих мыслях я был изощренно безжалостен. Все это разрушало меня изнутри. Я по-прежнему занимался своей работой — писал статьи для глянцевых журналов и политических газет, но все они были злыми и колкими. Такими же, как я сам.

Глава четвертая

Томаш возился со мной еще три месяца, прежде чем смирился. Последней попыткой ободрить меня была небольшая вечеринка, организованная в честь десятилетия выхода моей книги. Я был против, но друг настоял.

Мы сидели в зале полном людей. Вокруг все пили и громко разговаривали. Пахло свежим пивом и сигаретным дымом, клубы которого образовали под потолком плотную завесу. Еще полгода назад я бы с восторгом наслаждался происходящим, но теперь сознание лишь мельком отмечало окружение. Наша компания была совсем маленькой. Томаш, я, два моих знакомых, с чьей помощью мне удалось довольно быстро издать книгу, да пара незнакомых мне девушек. С кем они пришли я так и не понял. Разговор не клеился. Я скучал за кружкой пива, Томаш пытался веселить всех, девушки смеялись, остальные делали вид, что им интересно. Выждав положенный минимум, что бы не показаться грубым, я встал из-за стола, попрощался и направился к выходу. В этот момент краем глаза я заметил рябь справа от себя, как будто воздух над раскаленным асфальтом. Перед глазами все поплыло, а уши, словно ватой заткнули. Звуки вокруг стали тише и растянутей. Может резко поднялся или давление скакнуло? Через секунду все вернулось на свои места. Я остановился и покрутил головой. Все было, как обычно. Люди вокруг ели, любили, разговаривали, только что не молились.

***

— Проснись. Пожалуйста, проснись скорее, — голос был настойчив.

Я открыл глаза и посмотрел, на часы. Восемь утра. Как вчера отрубился я не помнил.

— Я рад, что ты так быстро проснулся, — голос звучал прямо в моей голове.

Я подскочил, перейдя из положения «лежа» сразу в положение «стоя», причем стоял я ногами на кровати.

— Что за черт? — прошептал я, особо ни к кому не обращаясь.

— Позволь мне все объяснить, — меня снова передернуло. Было ощущение щекотки в районе шеи и неприятное подозрение, что я схожу с ума.

— Кто ты? Что объяснить? Я рехнулся? — я выкрикнул все разом и закашлялся.

— Успокойся. Я понимаю, что происходящее с тобой необычно по своей сути, но ты не сошел с ума. Сейчас я все объясню. Просто успокойся. Я не причиню тебе вреда, — собеседник воспользовался моей вынужденной передышкой. — Я существо из другого мира. Меня зовут Павел. Это не розыгрыш, ты не спишь. Все происходит на самом деле. Если тебе требуется время обдумать это, скажи мне.

Я постепенно приходил в себя. Морально я давно был готов к чему-то подобному. В юности я писал фантастические рассказы, где не раз описывал подобные ситуации. Но одно дело писать, а другое осуществлять «контакт». Мое нынешнее состояние делало меня весьма безразличным существом, возможно, поэтому мне удалось успокоиться довольно быстро. Я все еще скептически относился к происходящему, но вера в то, о чем говорил голос, уже обретала реальные очертания.

— Для начала давай познакомимся, — предложил голос. — Как я уже сказал, меня зовут Павел. Я Председатель Мирового Совета или просто Совета. Прибыл сюда через портал. Ты оказался поблизости, и я выбрал тебя в качестве Носителя. Дело в том, что мы не можем существовать в вашем мире дольше четверти часа. Зато в ваших телах, мы можем жить столько, сколько живет Носитель.

— То есть, вы пришельцы? С другой планеты? — честно говоря, я был немого заинтригован.

— Не совсем так, — голос был мягким, успокаивающим. — Скорее можно представить наш мир, как параллельный. Мы пошли по другому пути развития, но мы, также как и Вы, живем на Земле. — Он ненадолго замолчал и с ощутимой грустью в голосе продолжил. — Точнее жили. В своем мире мы были точно такими же, как вы, а в вашем — мы живем в телах Носителей. Переселившиеся, изредка собираются в условленных местах и общаются, обмениваются новостями. Мы обладаем телепатическими способностями, которые проявляются в пределах видимости объекта. Со стороны все выглядит так, словно компания людей просто сидит на поляне. Вот и все, что осталось от нашей прежней жизни.

— Вы — Твины! — я понял это еще до того, как Павел успел закончить свой монолог.

— Я не знаю, кого вы называете Твинами. У меня не было возможности общаться с кем-либо долгое время.

Я рассказал ему о Твинах, и Павел подтвердил мою догадку. Теперь я знал, что они из себя представляют. Я попросил Павла рассказать, что с ними произошло и немного о том мире, откуда они пришли. Сначала все шло гладко, факт вины Твинов в смерти Мартины как-то ускользнул от меня в тот момент. Я впервые за многие месяцы успокоился и начал проявлять интерес, но в какой-то момент подозрения о моей неадекватности снова посетили меня. Когда же Павел начал описывать последние дни пребывания в