Потом я вспомнил слова офицера — «наши маги». Интересно, а кто-то из выживших владел магией?

Я вот, например?

Человек на вершине холма вытягивает руку, его ладонь на мгновение окутывается огнем, а потом лес внизу вспыхивает и моментально сгорает, опадая серым пеплом.

Я заморгал. Образ оказался таким ярким, будто огненный маг стоял прямо передо мной.

Сев, я вытянул вперед правую руку таким же движением, как человек в моем воспоминании, и мысленно приказал огню появиться…

Не то что огня, даже самой завалящей искры не вспыхнуло.

Я попробовал то же самое левой рукой, потом с сожалением опустил ее, вздохнул и упал назад на лежанку. Не маг, значит. Грустно. Хотя, раз я все забыл, то мог забыть и то, как призывать магию. Заклинания там какие-нибудь произнести или… м-м…

Использовать амулеты — сказала память, но, когда я попытался вытащить из нее чуть больше деталей, тут же пошла на попятный и притворилась, будто ничего мне не говорила.

Что-то шевельнулось в темноте. Послышался шелест. Такой тихий, что его должно было заглушить дыхание спящих — но не заглушило. И этот шелест мне отчего-то сильно не понравился, заставив остро пожалеть, что я безоружен.

Мой взгляд метнулся по казарме, по смутным очертаниям спящих тел и по силуэтам вещей, кое-где приставленных к лежанкам.

Первые «живчики» нашлись считанные часы после окончания битвы, то есть три дня назад. За прошедшее время кое-кто из них обзавелся личными вещами. Например, мой хромой сосед, записанный Йоргом, но потом решивший отзываться на имя Краг, держал рядом с лежанкой крепкую палку с заостренным, обожженным на огне, концом. Палка служила ему тростью для ходьбы, но могла бы послужить и оружием.

Я перевесился через лежанку и осторожно поднял палку с пола. Шелест слышался уже ближе.

Еще ближе.

И еще.

Я ударил прежде, чем мой разум понял, что происходит, и заостренный конец палки вонзился в нависшую тень.

Застрял.

Я надавил сильнее.

Потом вырвал оружие — оно вышло из тени с неприятным скрежетом — и ударил снова. И снова.

Шелест исчез. А потом тень упала — туда, где я только что был. В последнее мгновение я успел скатиться на пол и перескочить через соседнюю лежанку, задев спящего на ней человека. Тот, разбуженный, начал ругаться, но я его проигнорировал, продолжая следить за упавшей тенью. Та больше не шевелилась, а если и издавала звуки, то ругань их заглушала.

Свет. Надо было зажечь свет.

— У тебя есть огниво и свечи? — спросил я соседа.

— Что? — от удивления тот прекратил сквернословить.

— Огниво, говорю, есть? Или какая-нибудь светящаяся фиговина? Может магическая? Нужно посмотреть, что я там прибил.

— Прибил?!

Огниво нашлось. Свечи тоже. И, стоя рядом с соседом, я растерянно разглядывал то, что упало на мою лежанку. Походило оно на черную и очень толстую змею длиной с человека. Из тех мест, где заостренная палка пробила ее туловище, на лежанку натекла кровь, казавшаяся такой же черной, как сама змея.

— Надо позвать кого-нибудь из офицеров, — после долгой паузы сказал сосед. — Они должны знать, что это за диковина.

Здравая идея.

Пока мы ходили за старшим, казарма продолжала мирно спать.

— Что еще за змея? Обычный уж, поди? Не можете сами от него избавиться? — пробормотал десятник, поднятый с кровати, куда более удобной, чем наши лежанки, но все же побрел в казарму, покачивая масляным фонарем. И немедленно уронил его на пол, когда увидел то, что я убил.

— Тревога! — просипел десятник. Быстрым движением подхватил фонарь с пола и заорал уже в голос: — Тревога! Подъем! Подъем!

Все «живчики» соскочили с лежанок и теперь ошалело оглядывались в поисках врага. Врага нигде не было, только замолкший, наконец, десятник. Ненадолго замолкший.

— Вот сюда смотрите! — велел он хриплым от недавнего крика голосом и поднял фонарь выше, так, чтобы круг света падал на мертвую змею. — Это Черная Шептунья. Или просто Шептунья. Вы все ни беса ни помните, так что подходите и запоминайте, как она выглядит. И имейте в виду — Шептуньи по одной не приходят, так что неподалеку их ползает целый выводок!

Солдаты протискивались ближе, смотрели на мертвое тело и удивленно переглядывались.

— Чем они опасны, эти Шептуньи? — спросил кто-то.

— Эти твари подкрадываются бесшумно, убивают ядом, а потом заглатывают человека целиком. И не смотрите, что она сейчас мелкая! — десятник повысил голос. — Это одна из тварей Хаоса! Заглотив человека, она принимает его вид. Может даже разговаривать. Вся разница, что Шептуньи не умеют кричать или петь. Разговаривают негромко, будто шепчут, отсюда и название. Шептуньи могут за пару месяцев уничтожить всех людей в городе среднего размера, а на такую деревню, как эта, им хватит недели.

Я тоже протиснулся к своей лежанке, изучая все детали внешности Шептуньи.

— Это ведь ты ее убил? — десятник смотрел сейчас прямо на меня.

— Да, — я попытался вспомнить, как полагалось обращаться к старшему по званию, но не смог.

— Как у тебя получилось?

Я пожал плечами.

— Услышал шелест и увидел тень. Взял у соседа его палку и, когда тень прыгнула, ударил.

— Что за палка? — потребовал десятник. — Впервые слышу, чтобы тварь Хаоса убили палкой.

Он где-то минуту разглядывал мое импровизированное оружие и нюхал его — в тех местах, где оно не было запачкано черной кровью.

— Осина, — сказал наконец. — Повезло тебе, парень. Просто сказочно повезло. Конечно, никто на Шептуний с осиновыми колами не выходит, но осину твари не любят, это точно. А вот то, что ты ее услышал, дивно. Шептуньи тем и страшны, что двигаются абсолютно бесшумно, даже собачий слух бесполезен.

Я только развел руками. Шелест действительно был тихим, но при этом отчетливым.

— Все запомнили, как она выглядит? — десятник вновь повысил голос, оглядывая растерянные лица вокруг. — Если чье-то поведение покажется вам подозрительным, попросите этого человека спеть хоть пару строчек любой песни. Шептуньи петь не умеют. А ты, парень, — десятник кивнул мне, — пойдем-ка, отведу тебя к старшим офицерам.

Через час вся деревня гудела, как разбуженный улей, недовольно и испуганно. То там, то здесь я слышал нестройное пение. Похоже, проверить решили на всякий случай всех. Петь именно песню оказалось необязательно,