– Нет, конечно, – успокоил ее Максимов. – Проведу с ним воспитательную беседу, на том и кончим. Останься здесь, я скоро вернусь.

– Вот еще! – возмутилась Анита и схватила свой ридикюль, с которым предпочитала не расставаться. – Оставить тебя одного, чтобы ты наделал глупостей? Я иду с тобой!

По правде сказать, она не столько беспокоилась за супруга (была уверена, что ему удастся утихомирить заносчивого мальчонку), сколько хотела пусть на несколько минут выбраться из душегубки на свежий воздух.

Максимов не стал вдаваться в дискуссию.

– Пошли!

Сойдя с поезда, они завернули за угол вокзального домика. Там, на пустыре, топтался молодой австрияк. Джеймс Грин стоял подле него и в предвкушении увлекательного зрелища потирал руки.

– Здесь нас никто не увидит, – сказал он. – Джентльмены могут без помех выяснить отношения.

Максимов решил, что пора приступить к дипломатическим переговорам. Драться с сопляком было бы глупо, но и терять лицо ни в коем разе не хотелось. Он решил зайти с другого конца.

– Милостивый государь, – произнес Максимов подчеркнуто вежливым тоном, обращаясь к противнику. – Полагаю, вы не станете отрицать, что дуэль между благородными людьми должна проводиться строго по правилам. Ее участники обязаны соблюдать регламент. Начнем с того, что у нас нет оружия. Приобрести его до отхода поезда не представляется возможным. Посему нам волей-неволей придется отложить дело до Цюриха…

В багаже Максимова лежала парочка неплохих револьверов, но упоминать об этом он благоразумно не стал. Анита мысленно одобрила ход его суждений: до Цюриха ехать еще час с лишним, за это время австрияк остынет и можно будет без ущерба для репутации заключить мировую.

Но пылкий вьюнош без колебаний парировал:

– Оружие у меня есть. Вот оно, – и продемонстрировал увесистый пистолет системы Карла Ульриха (где он только прятал такую громоздкую штуковину в своем облегающем одеянии?).

– Стреляться из одного пистолета? – хмыкнул Максимов. – Как вы себе это представляете?

– Можно по очереди… – ответил австриец уже не так уверенно, как прежде.

И тут встрял дурак-американец. Он выволок из недр своего просторного парусинового костюма шестизарядный «Кольт Уолкер» сорок четвертого калибра и сунул в руку Максимову.

– Для бравого парня ничего не жалко! Эта игрушка вас не подведет.

«Идиот!» – едва не выкрикнула Анита. Приключение, которое поначалу выглядело забавным, принимало все более угрожающий оборот.

Где-то на перроне мелодично звякнул колокольчик.

– «Я един со всем человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол…» – торжественно продекламировал австриец.

– Не думал, что вы такой знаток Джона Донна, – процедил Максимов, взвешивая в руке тяжелый «кольт».

– Между прочим, это сигнал к отправлению поезда, – заметил седоусый. – Вам надо поторопиться, господа.

– Стреляемся сейчас же! – заявил юнец. – На большое расстояние разойтись не получится, нас могут увидеть с платформы.

Соперники встали по углам здания. Австрияк отбросил в сторону свой хлыстик и взял пистолет на изготовку. Максимов озадаченно вертел «кольт» в руках – ситуация вышла из-под контроля, и он не знал, что предпринять.

Между ними шагов восемь, прикинула Анита. С такой дистанции даже слепой не промахнется! Безотчетный ужас заполз в ее сердце. Сразу перестала ощущаться жара, сделалось знобко, по спине побежали мурашки. Анита увидела, с каким хладнокровием и, что важнее, с каким умением целит в Максимова расфранченный молокосос. Он убьет Алекса! – екнуло в груди. Убьет и глазом не моргнет. В сей миг явилось в облике юнца нечто величественное, почти монументальное. Так держат себя люди, обладающие огромной властью и привыкшие распоряжаться чужими судьбами.

– Алекс! – рванулась Анита вперед. – Прекратите… не смейте!

Усатый офицер крепко взял ее за руку.

– Madame, – молвил он сурово, – это мужское дело, они сами разберутся.

Максимов, приняв трудное решение, вскинул револьвер на уровень глаз, навел мушку австрияку в лоб, прямиком под прилизанную челку.

– Стреляйте по команде, на счет «три», – предупредил Грин, не желавший оставаться сторонним наблюдателем. И принялся громогласно отсчитывать: – Один, два…

– Ну и шут с тобой! – сердито воскликнул Максимов по-русски. – Хочешь околеть – околевай!

– …три!

Услыхав реплику про шута, австриец вдруг переменился в лице. Его рука, сжимавшая пистолет, резко дернулась кверху, и пуля, предназначенная Максимову, ушла в небо. В ту же секунду Анита вырвалась из хватки седоусого, бросилась к мужу и толкнула его в локоть правой руки, в которой он держал «кольт». Револьвер изрыгнул пламя, выдохнул пороховой дым. Пуля щелкнула о стену кильвангенского вокзальчика и срикошетила в кусты. Со стены посыпалась иссушенная солнцем штукатурка.

Никто толком не понял, что произошло. Австриец стоял бледный, его пятерня с «Ульрихом» мелко дрожала.

– Вы… русский? – проговорил он, не скрывая волнения.

– Русский, – подтвердил Максимов. – А какое вам до этого дело? Желаете продолжить поединок?

Он вошел в азарт, Аните пришлось двинуть его под ребро – чтобы остепенился. По счастью, австрияк не проявлял более никакой агрессивности. Он спрятал пистолет, подошел к Максимову и коротко, но учтиво поклонился.

– Прошу простить меня, monsieur. Если бы я знал, что вы из России, то повел бы себя иначе. Поверьте, мне очень жаль, что между нами вышло недоразумение… Хорошо, что оно не имело печальных последствий.

– Да уж! – буркнул Максимов, недовольный тем, что дуэль прервалась на самом захватывающем месте. – Но кто вы, черт возьми?

Ответить юноша не успел. Пожилой швейцарский военный прислушался к чему-то удаляющемуся и возопил что было силы:

– Поезд! Наш поезд ушел!

Все пятеро, не сговариваясь, бросились на перрон. Выскочив из-за угла, увидели, как базельский состав, разгоняясь, удаляется в восточном направлении. В небе колыхался черный дымный плюмаж – словно локомотив издевательски помахивал отставшим пассажирам на прощание.

Из станционного домика высыпали напуганные выстрелами служащие. Австрийский юнец шагнул к ним, стал что-то говорить по-немецки столь бегло, что не оставалось сомнений – это его родной язык. А еще в голосе его слышались приказные нотки.

Анита удивлялась все сильнее: кто же он в самом деле, этот мальчик, который ведет себя с такой королевской уверенностью? Вот один из железнодорожных служак попытался что-то возразить, мальчик строго прикрикнул на него, но затем сунул ему в руку горсть франков, уже фактически ставших единой валютой этого еще недавно разделенного на суверенные кантоны государства. Кнут и пряник, все верно. Служащие моментально испарились – наверное, их слизала языком та упитанная корова, что паслась на лугу недалеко от станции.