— Сэмми, иди сюда! — неожиданно позвала подругу Джейн.

Скорчив недовольную гримаску, Сэмми, повинуясь требовательному зову, вошла в спальню и замерла.

Джейн тоже представляла собой некую окаменелость, застывшую возле шкафа.

На ее лице был написан немой вопрос.

И негодование. Впрочем, на ее месте Сэмми тоже негодовала бы.

— Черт, — выдохнула она, — ну надо же…

— Это как понимать? — ледяным голосом процедила Джейн.

Вместо «сейчас я все тебе объясню» Сэмми с сожалением покачала головой:

— Надо же… А я была уверена, что эта створка шкафа надежно заперта.

— Как видишь, нет.

— Очень жаль.

— Мне все-таки хотелось бы услышать от тебя твою версию произошедшего.

— Еще бы, — фыркнула Сэмми, — чью еще версию ты можешь услышать в моем доме?

— Сэмми, я серьезно…

Из шкафа торчал кусок белой материи. Невооруженным глазом можно было различить, что эта ткань является не чем иным, как свадебным платьем…

— Я ничего не понимаю. Что это? Ты вышла замуж? Когда ты успела? И почему ничего мне об этом не рассказывала? И даже не пригласила меня на свадьбу, и…

Движением руки Сэмми пресекла поток обвинений, осторожно обошла опасную зону (возмущенную Джейн) и присела на кровать.

— Можешь успокоиться, я не вышла замуж. И я пригласила бы тебя на свадьбу.

— Но…

— Это свадебное платье моей матери, дурочка.

— Зачем же ты хранишь его здесь, у себя? — выдохнула Джейн. В ее голосе читались облегчение и недоумение.

— Пожалуй, это единственное, что я позволила себе оставить от прежней жизни. Ты ведь знаешь, все вещи семьи я отправила в Армию спасения… Во-первых, не хотела иметь вокруг себя постоянные воспоминания о моей же собственной боли.

— А во-вторых?

— Ну во-вторых… Они могли пригодиться людям, хоть как-то послужить другим.

— Но почему свадебное платье, Сэм?.. Это ведь…

— …Напоминание о том дне, который, возможно, стал самым счастливым в жизни моих родителей, — закончила Сэмми фразу подруги. — В конце концов, именно я стала плодом этого союза.

— Все понятно… Но могла бы и показать, между прочим. Могла бы не прятать от меня.

— Могла бы заметить, что для меня это платье слишком длинное, — рассмеялась Сэмми. — Я для него самая настоящая кроха! Эх ты, сыщик. Идем пить какао, пока оно не остыло окончательно.

— Договорились. Но потом мы вернемся сюда, и ты примеришь для меня это зеленое платье из бутика. Хочу еще раз убедиться в гениальности нашего выбора и моего вкуса. Надеюсь, ты не станешь убеждать меня в том, будто и для него ты кроха?

— Не стану. Не дождешься. А то ведь ты заберешь его себе или отправишь в помощь нуждающимся, — улыбнулась Сэмми.

После распития какао и поедания очередной порции миниатюрных пирожных Джейн за руку потащила Сэмми примерять обновку.

Сэмми крутилась перед зеркалом, поворачиваясь то так, то эдак.

— По-моему, хорошо.

— И мне так кажется.

— Босоножки купила недавно как раз будто к этому платью, надо же, удачное совпадение, произнесла Сэмми, изгибаясь и пытаясь рассмотреть кусочек обнаженной спины.

Джейн потребовала показать.

Сэмми надела босоножки.

— Отличное сочетание! — похвалила Джейн. — Изящное. Красочное. А что ты думаешь носить с этим платьем?

Сэмми рассмеялась:

— Носить? Что с ним можно носить, кроме, разумеется, клатча?

— Я говорю об украшениях. Мне кажется, сюда замечательно подошел бы жемчуг…

— Серьги? Или браслет?

— Нитка жемчуга на шею.

— Уж извините, чего нет, того нет. — Сэмми улыбнулась уголками губ.

— Значит, надо озаботиться!

— Я подумаю над твоим предложением…

— Что-то мне подсказывает, что ты благополучно забьешь на это, — произнесла Джейн. — Надо бы взять это под свой контроль.

— Тоже мне, контролер. Как думаешь, какой жемчуг подойдет сюда лучше всего? Розовый?

— Какой еще розовый? Ну ты даешь. Белый. Разумеется, классический белый жемчуг…

Сэмми возразила:

— Я фотограф, а не стилист. Нельзя розовый — значит, нельзя. И все равно мне кажется, что белый будет смотреться довольно скучно… А вот черный…

— Да, пожалуй. Да, видимо, это сочетание будет свежим и оригинальным. Мне кажется, в подобном и замуж выйти не стыдно…

Сэмми принялась выбираться из своего шелкового зеленого кокона. Джейн попыталась остановить ее, протестующе замахав руками.

— Постой! Не торопись переодеваться. Хочу тебя сфотографировать. Потом я показала бы эту фотографию маме, она с удовольствием посмотрела бы, как…

Сэмми скинула сначала одну босоножку, затем другую.

— Ты же знаешь, я не слишком люблю фотографироваться.

— Ну Сэм!.. Ну пожалуйста, сделай исключение. Маме было бы очень приятно посмотреть, какая ты стала. Я и так почти не привожу отсюда фотографий, где мы с тобой были бы запечатлены вместе.

— В следующий раз, — пообещала Сэмми, — обязательно. Не обижайся. Видишь, я уже почти разделась?

Сэмми действительно не любила фотографироваться.

А ведь когда-то она мечтала, что посвятит этому жизнь.

Ну, по крайней мере, какую-то часть своей жизни.

Сэмми родилась хорошенькой девочкой. Постепенно, но неотвратимо она превращалась в чудесного подростка.

Она любила просматривать журналы, которые лежали в родительской спальне. Журналы о жизни звезд, о стиле и красоте читала мама. Сэмми вдохновлялась красочными глянцевыми страницами. Как-то одна из подружек сообщила Сэмми, что та похожа на «этих девушек с обложки и со страниц».

Сэмми, перед тем как отправиться спать, долго вглядывалась в зеркало, стоя перед ним в ночной рубашке и босиком.

Оказывается, она — хорошенькая?

Зеркало отражало чуть вздернутый нос. Длинные белокурые волосы были старательно заплетены мамой в косу — чтобы волосы не спутывались во сне.

Глаза были выразительными, глубокими, опушенными темными ресницами.

Сэмми нерешительно улыбнулась, повернулась влево, вправо, осмотрела себя, смешно скашивая глаза.

У нее был аккуратный, точеный овал лица. Маленький круглый подбородок. По-детски пухлые губы.

По мере того как Сэмми росла, она получала все больше подтверждений тому, что красива.