— Пойдет, Наташенька! Сделаешь, а? — Вероника Сергеевна потянулась обеими руками и расстегнула на спине лямки лифчика.

Коля, увидев, как полуобнажились вздутые белые шары грудей, приплюснутых телом Вероники, резко сменил позицию и перевернулся с бока на живот, чтобы скрыть то…. Впрочем, видно почти ничего не было. Наташа и не думала никогда, что так можно загорать. Через несколько секунд она уже устраивалась поудобней на упругой Вероникиной попе, проводя ладошками по стройной загорелой спине с полоской от лифчика, и рассказывая историю о поезде, просыпающем горох, подобно манне небесной, на радость курам, гусям и другим представителям животноводческой фауны. Коля осторожно поднялся, неловко прикрывая руками топорщащиеся трусы и сказал, что «отойдет на минуту окунуться».

— Наташ, а мне? — он вернулся минут через пять мокрый и улыбающийся, как обычно.

— Ага! — легко согласилась Наташа, и Вероника осталась загорать с так и не застегнутым лифчиком.

Колины мокрые трусы тут же промочили Наташу до письки, но это ее только позабавило. А спина у Коли оказалась твердая, мокрая и холодная после речки, не то что мягкая и горячая спина Вероники. Наташа несколько раз поведала Коле о железнодорожном происшествии, и Коля сказал: «Теперь на животе!» И ловко перевернулся прямо под едва привставшей Наташей. Наташа отряхнула его грудь и живот от налипших песчинок и начала заново бесконечное повествование, топочась ладошками о Колины рельефы. И все было бы ничего, только ее очень тревожила мысль о том, на чем же теперь она сидит. Мягкий небольшой бугорок в Колиных трусах пришелся как раз на маленький разрез ее письки, и сидеть на нем было немного неудобно, но жутко интересно. К тому же по ходу поезда бугорок этот начал твердеть и увеличиваться в размерах… Коля, как ни в чем не бывало, лежал, закинув руки за голову, и блаженно щурился на лучи предзакатного солнышка. Наташа даже поерзала чуть-чуть на ставшей толстой и упругой палочке — в животике ее все сильнее теплело. А с Колей стало происходить что-то непонятное. Прежде всего, лицо мальчика приобрело какое-то непривычное выражение. Оно не было отталкивающим, нет, скорее в нем присутствовала даже какая-то красота. А все тело застыло, стало словно каменным — так напряглась мускулатура. Это продолжалось минуты две. Вдруг он глубоко вздохнул, как-то обмяк и, быстро приподнявшись на локтях, стряхнул Наташу с коленок.

— Все, Наташ, давай я тебе теперь!

Ни Коля, ни Наташа не заметили, что Вероника Сергеевна, продолжая лежать на животе, внимательно смотрела на них. Кисти ее правой руки не было видно — она лежала на ней…

Перед Наташей мелькнули черные сатиновые трусы и показавшееся из одной их штанины розовое яичко… Совершенно обалдевшая Наташа с наслаждением растянулась на горячем песке, а Коля устроился где-то позади нее, стараясь не давить всем весом на маленькие ножки. Он, похоже, не знал ничего о поездах, и поэтому просто лапал Наташину миниатюрную спинку, упираясь все тем же бугром (да, он снова увеличился и затвердел практически без перерыва) в расщелину трусиков, облегающих попу. Его осторожные пощипывания, нежные похлопывания и сильные тисканья привели, в конце концов, Наташу в какое-то чудесное и не совсем понятное состояние. Ей до того понравилось лежать на теплом песке и чувствовать, как ее мнут горячие Колины руки, как крепко стискивают бедрышки его коленки, как что-то сильно толкается прямо в ее попу — она чуть не замурлыкала от накатившего удовольствия во всем теле…

Вероника из-подмышки украдкой наблюдала за играющими детьми. Потом потянулась, не приподымаясь, всем телом и произнесла тихонько: «И мне!..»

Наташа краешком сознания заметила, что выражение лица воспитательницы напоминает Колино, которое только что у него было. И все тело было донельзя расслабленым…

Девочка беззвучно хихикала, глядя, как Коля изо всех сил старается сидеть над Вероникой Сергеевной, не касаясь ее попы своей. Неудобно ему было при этом страшно, но он мял и тискал спину Вероники с каким-то напряженным лицом и сосредоточенным усердием. «А животик?» Вероника перевернулась под ним с той же ловкостью, с какой он сам переворачивался под Наташей, умудрившись при этом еще и придержать на груди белые чашечки лифчика. Теперь торчащие Колины трусы были отлично видны не только Наташе. Но Вероника, казалось, не обратила на это никакого внимания. Подложив руки под голову, она улыбалась яркому солнцу, лифчик свободно лежал на шарообразных грудях. Коля с полминуты усердно стряхивал песок с бархатистого живота воспитательницы, а тот еще, как нарочно, забивался в маленький изящный пупок, и оттуда его можно было разве что только выдуть, но на это Коля уже никак не мог решиться… Он обессиленно опустился попою на большие бедра Вероники Сергеевны, и все его измученное «достояние» благополучно опустилось прямо на выпуклый лобок под трусиками. Коля принялся начинающими подрагивать руками «массировать», панически боясь коснуться нижних чуть выглядывающих из-под лифчика краев грудей. Через пять минут он был красный, как рак, и спасло его только веселое Вероникино «А теперь купаться, быстро! В последний раз сегодня!»

* * *

Так пролетел первый день. Поздним вечером Вероника Сергеевна устроила отличный ужин на небольшом столике прямо на улице. А после трапезы, когда уже совсем стемнело, они все вместе умылись, и Вероника Сергеевна отвела ребят в дежурку, находившуюся рядом с ее комнатой.

— Наташа, ты ляжешь на этой кровати, а ты, Коля, на той — у окна. Устраивайтесь, и спокойного сна. Я здесь рядом у себя. Все, спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Вероника Сергеевна! — чуть ли не в один голос ответили Наташа и Коля.

И остались в почти полной темноте — только свет высокого месяца падал через окно на Колину кровать. В этом таинственном свете детишки разделись до трусиков и нырнули в кровати.

Наташе не спалось. То ночь казалась душной, то постель слишком горячей, то подушка сбивалась на сторону, норовя улизнуть под кровать. Наташа вспомнила поздний вечер, проведенный в баньке с Вероникой Сергеевной, и попыталась сама щекотать пальчиками соски. Выходило, конечно, не так здорово, как у Вероники, но немножко таки получалось, и все вокруг потихоньку начало становиться теплым и приятным…

Внезапно Наташа заметила, что бодрствует не одна — донесся тихий скрип. Она осторожно выглянула из-за одеяла и замерла: в лучах лунного света тихонько подрагивало одеяло на Колиной постели, образовав бугорок над животом мальчика. «Коля тоже почему-то не спит…», — подумала Наташа, и игривая мысль мелькнула у нее в голове. Девочка села на постели и откинула покров. Колино одеяло тут же замерло. Наташа в одних трусиках подошла