– Не манипулируй своей смертью. Ты ещё долго будешь жить.

– Это не манипуляция, а просто констатация факта. Я знаю, что тебе очень больно, но это и моя вина. Я схватил тебя и сбежал сюда. Я. Понимаешь? Я любил тебя до безумия. Я боялся оставлять тебя там. Мне казалось, что здесь, в большом городе, у тебя будет куда больше возможностей, чем там. Я думал только о твоём будущем, и я тоже совершил ошибку. Если бы я поступил иначе, поддерживал связь с ними, поощрял твою мать, но я… боялся, Айви. Боялся тебя потерять, как и её. Ты так похожа на неё и, глядя на тебя, я мог жить дальше. Прости меня, Айви, но мне придётся настоять на своей просьбе.

– Ты не сможешь насильно меня, как багаж, туда отправить, – прищуриваюсь я.

– Ты права, я не смогу. Но если я скажу, что там ты узнаешь причины того, почему они не позволяли себе связаться с тобой?

– Не позволяли? – Хмурюсь я.

– Да, именно так, Айви. Они хотели. Они любили тебя и до сих пор любят. Твоя мать страдала всё это время без тебя. Твой брат каждый день порывался приехать сюда и обнять тебя. Они не просто так остались в стороне, они тоже тебя оберегали. Хочешь знать причины? Спроси их, – предлагает отец.

– Ты загоняешь меня в психологическую ловушку. Ты используешь мою боль против меня. Я на это не куплюсь. Ты же помнишь, что я изучала в университете психологию и работаю учителем детей? А они самые искусные манипуляторы в мире. Если эта часть семьи хочет видеть меня и наладить общение, то пусть приезжает сюда сама. Я с места не сдвинусь, – категорично мотаю головой и сдуваю ненавистную завившуюся прядь волос из-за влажности. Никакие горячие щипцы меня не спасают. Причёски хватает только на первую половину дня. Это тоже меня раздражает.

– Они не могут. Твой брат собирается жениться, это отличный повод, чтобы познакомиться снова. Праздники сближают людей. К тому же он офицер полиции. У него есть работа. Твоя мать сложно переносит дорогу из-за постоянно скачущего давления. Это небезопасно для неё…

– Я, вообще-то, тоже работаю и у меня тоже может быть слабое здоровье, – бурчу упрямо я.

– Айви, – отец цокает и качает головой.

– Ну, почему ты так хочешь, чтобы я туда поехала? Я не хочу. Мне они не нужны. Они нас бросили, папа. Бросили. Я не верю в то, что были какие-то веские причины, кроме их нежелания с нами общаться. Это ненормально с их стороны. Ненормально и оправданий им нет. А сейчас. Вот что изменилось сейчас?

– Ты выросла.

– Я выросла уже очень давно. Если никто до сих пор не заметил, то мне очень жаль, – фыркаю я.

– Айви, – отец глубоко вздыхает и удручённо проводит ладонью по лбу. – Это важно, понимаешь? Надо было сделать это раньше, но всё не было подходящего случая. Сначала у тебя был переходный возраст, потом женские странности, а теперь ты выросла и можешь быть разумной.

– Раз так, то они выросли раньше меня и что-то не стали разумными, – язвительно замечаю я.

– Айви…

– Назови одну вескую причину, зачем мне это нужно? Только мне, папа. Не тебе и не ей. А мне?

– Она твоя мать, а он твой брат.

– Это не причина. Они были такими и пять лет назад, и десять, но что-то об этом не помнили. Слушай, я понимаю, что ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что у вас с ней ничего не получилось, и она не захотела переезжать с тобой сюда. Но это не оправдание тому, чтобы забыть о ребёнке, которого она родила, а другого любить всё это время. Нет, я никогда этого не пойму. Нет, папа, – отрезаю я.

– Это я бросил твою мать, – мрачно произносит отец, отчего я закатываю глаза. И эту байку я тоже слышала. Он всегда пытается её выгородить. Два года мы о них не говорили, а до этого он пытался рассказывать мне о второй части семьи, которая даже не помнила о нас. Какого разумного человека это не обидит? Не оскорбит? Не ранит? Не сломает? Да вряд ли кто-то другой на моём месте бы кинулся в жаркие объятия к людям, бросившим его. К матери, напрочь забывшей о существовании дочери. Разве это нормально? Нет. Так матери не поступают.

– Ладно, закончим этот разговор. Отправь им письмо, что у меня эти женские штучки начались и будут продолжаться ещё пятьдесят лет. Вот после этого я обдумаю, хочу ли я их видеть, – отворачиваюсь к плите и достаю сковородку.

– Неужели, тебе даже не интересно вернуться туда, где ты была рождена? Где прошло твоё детство? Увидеть дом? Маму и брата? – Подавленно спрашивает папа. Шумно вздыхаю и поджимаю губы.

– Мне просто больно. Я не могу перебороть это чувство. Оно уже не такое острое, как в двенадцать лет, но оно до сих пор живёт в моём сердце. Они для меня незнакомцы. Детство моё прошло здесь с тобой. Мой дом здесь. Не важно, где человек рождён, важно, где он счастлив, папа. А я счастлива здесь с тобой, – бросаю на него печальный взгляд, выкладывая шницели на сковородку.

– Я понимаю, доченька. Понимаю тебя прекрасно, но дай им шанс. Поверь мне, просто поверь мне, как человеку, который тебя обожает всем своим сердцем, что у них были причины, чтобы так поступить, как и у меня. И если ты поедешь туда, то они тебе расскажут. Они поделятся с тобой своей болью. Им ведь тоже очень больно. Они тебя любят не меньше, чем я. И… может быть, я хочу иметь шанс, слабый шанс, снова собрать семью вместе. – Мои глаза слезятся от его надежд, но я быстро моргаю, не позволяя себе слабость.

– То есть ты не можешь встретиться с ней из-за меня? – Бросаю на отца напряжённый взгляд.

– Много времени прошло… много так. Айви, да, ты была причиной, почему мы расстались. Но я не виню тебя. Я люблю тебя, ведь я твой отец, и как отец принял решение забрать тебя от них, чтобы оберегать, – моё сердце ломается от этого признания.

– Что? – Шокировано шепчу я, хватаясь за стул, чтобы не рухнуть.

– Ты была очень активным ребёнком, и никто не мог угомонить тебя. У тебя были истерики, а большой город стал хорошим шансом показать тебя узким специалистам. Просто ты была гиперактивной, такое бывает, а мы боялись. Ругались часто. Потеряли веру и надежду. А потом мне поступило приглашение на хорошую работу и должность. Твоя мама отказалась уезжать, мы думали, что это временно, что сможем сохранить семью. Она не могла бросить наших родителей, им требовалась помощь, а я не мог потерять приличную работу и помочь тебе немного угомониться. Ты часто ранилась, падала, получала сотрясение и ломала ноги и руки, потому что не могла сидеть и пяти минут на месте. Я не знаю… может быть, мы ошиблись. Может быть, многое, Айви, но дело всегда было в заботе о наших детях. О тебе. Не вини себя, вини меня, потому что я тайно забрал тебя и оставил записку твоей матери, что со мной тебе будет лучше. Прости меня, Айви, и поезжай к ним. Ты должна узнать женщину, которая сходила с ума без своей дочери, и брата, который до сих пор ждёт тебя дома. Это твой путь, и ты пройдёшь его одна. – Отец поднимается со стула и подходит ко мне. Он ласково проводит ладонью по моей щеке, а я не могу двинуться от шока. Что это всё, чёрт возьми, значит? Почему он врёт мне? Почему обманывает меня, убеждая поехать туда? Почему так требует этого?