и к которой не был готов. Английская и французская общественность ликовала, приветствуя мирное разрешение конфликта. Политика умиротворения агрессора, конечно, за счет других, прежде всего малых государств, казалась ей тогда меньшим злом, чем пожар новой мировой войны. Всего этого не мог не видеть и не учитывать Бенеш, принимая решение подчиниться «мюнхенскому диктату». Действия президента в сентябре 1938 г., как и в феврале 1948 г., писал А. Климек, нужно рассматривать в международном контексте, в их глобальной взаимосвязи и взаимообусловленности, следует видеть, что «самые настойчивые усилия Бенеша, главы относительно малого, расположенного в чреватом кризисами центре Европы государства, не могли принципиально изменить соотношение сил»[22].

Как истинный демократ, всегда искавший и выбиравший пути мирного решения конфликтов, Бенеш предпочел, чтобы его страна принесла жертву на алтарь дела мира, но выиграла морально в глазах той же мировой общественности. Таков был его выбор. Это решение можно принимать или не принимать, одобрять или осуждать, но сам Бенеш никогда не каялся в содеянном, не считал сделанный шаг ошибочным. Самым страшным злом он считал кровопролитие (тем более напрасное), всегда старался избежать его, в том числе и в феврале 1948 г. Из двух зол, руководствуясь здравым смыслом и политическим чутьем, Бенеш выбирал меньшее. В конце концов, перед таким выбором оказывались и другие чехословацкие политики, попавшие в схожую ситуацию. Теорией «меньшего зла», здравым смыслом («плетью обуха не перешибешь») руководствовался, например, Людвик Свобода, когда отдавал приказ, чтобы чехословацкая армия не оказывала сопротивления войскам «союзников», вторгшимся в страну в августе 1968 г. для подавления свободомыслия в ЧСР. Эти же соображения двигали и рукой Александра Дубчека, подписывавшего так называемый «Московский протокол». Его объяснения своих действий аналогичны тем, которые в свое время звучали из уст Бенеша. И демократ Бенеш, и творец «социализма с человеческим лицом» Дубчек руководствовались одним стремлением: избежать напрасного кровопролития. В конце 1991 г., отвечая на нападки своих оппонентов, Дубчек говорил: «Проявлять героизм перед лицом мира без надежды на успех и ценой тысяч человеческих жизней я и сегодня считаю неприемлемым… Собственной жизнью распоряжаться просто, тяжелее решать вопрос о жизни и смерти других. Поверьте, здесь были бы десятки и тысячи людей, утопленных в крови. Сегодня я больше, чем в ту пору, убежден: выиграть мы могли только морально. Вооруженный отпор, за который ныне многие ратуют, был бы авантюрой и самоубийством»[23].

Так или примерно так мог рассуждать и Бенеш, принимая решение в трагические для Чехословакии «мюнхенские дни». И хотя президент был уверен в правильности решения, он шел к нему через большие душевные муки и колебания, понимая, что сделанный им шаг будет непопулярен. Подчинение «мюнхенскому диктату» шло вразрез с национально-государственными интересами страны, оскорбляло национально-патриотические чувства, порождало пессимизм и уныние в обществе. С решением Бенеша не согласились и многие его сторонники, оказавшиеся впоследствии в эмиграции. Так, например, Л. Рашин заявил: «Мы должны были защищаться.

Мы сами отступили… К чужой трусости мы добавили свою. Правда, что другие предали нас, но мы предали сами себя»[24]. Необходима, как полагал А. Климек, справедливая оценка личности Бенеша и его бесспорных огромных заслуг, однако, по его мнению, «медвежью услугу» при этом могла бы сыграть и его «слепая защита»[25].

Чехословацкая историография последнего двадцатилетия в оценке деятельности Бенеша так же противоречива, как и взгляды участников вышеуказанной дискуссии. Спор продолжается. Написаны десятки статей, проведено много научных конференций, в том числе и международных, опубликованы неизвестные ранее документы, касающиеся внешней политики Чехословакии, мемуары, монографии. К сожалению, не все эти материалы, в условиях затрудненного в последнее двадцатилетие книгообмена, доходят до российского читателя. В 90-е гг. прошлого века появились монографии о Бенеше, написанные как чешскими, так и английскими авторами[26]. Внимание к его персоне не исчезло и в XXI в. Деятельности Бенеша в годы эмиграции посвятили свои книги Ян Куклик и Ян Немечек[27]. Чрезвычайно критическим взглядом на политику президента в 1938–1945 гг. отмечена книга Томана Брода[28]. Самая полная политическая биография Бенеша в двух книгах написана, пожалуй, Йиндржихом Деймеком[29]. Опубликованы мемуары Бенеша[30], многие его выступления, связанные с деятельностью и личной жизнью президента документы, воспоминания о нем[31]. Впервые увидела свет (на английском языке) книга Бенеша «Падение и возрождение нации», написанная им в Лондоне в стремлении привлечь англо-американскую общественность к идее реконструкции Чехословакии. Тогда работа не была издана из-за возражений английского МИД и долгое время хранилась в архиве[32]. За два десятилетия существования Чешской республики состоялось несколько международных конференций, посвященных Бенешу. Например, в 110-ую годовщину со дня его рождения в Праге прошли конференции на темы: «Эдвард Бенеш – чехословацкий и европейский политик» и «Эдвард Бенеш и Центральная Европа»[33]. В октябре 2011 г. чешские и немецкие ученые представили взгляд на Бенеша, существующий в политических, дипломатических и интеллектуальных кругах, в средствах массовой информации.

В России нет крупных работ, посвященных Бенешу, хотя о его деятельности непременно говорится во всех трудах, касающихся чехословацкой проблематики 1918–1948 гг. Настоящая книга – это взгляд российского историка-чехословакиста на Эдварда Бенеша, человека, определявшего внешнеполитический курс Чехословакии в течение тридцати лет. Особое внимание обращено на отношение Бенеша к Советскому Союзу. Работа основана на материалах российских архивов, опубликованных в России (СССР) и Чешской республике (Чехословакии) документах, известной автору российской и чешской исторической литературе.

Глава 1

Детство. Юность. Поиск собственного «я»

При крещении Бенеш получил имя Эдуард. Позднее он избрал другую форму своего имени и начал подписываться как «Эдвард». Почему? Объяснений на этот счет нет. Может быть, по тем же лингвистическим законам, по которым немецкое имя Карл преобразовалось в чешское имя Карел или в словацкое Карол? Или еще проще: случайно латинская буква «и» в имени Eduard была написана как латинская «v»? А может быть, имя Эдвард легче в произношении, чем Эдуард? А может быть, имя Эдвард просто больше нравилось его носителю? А может быть, так называли мальчика его сверстники? Гипотез много, но ответить на вопрос о причинах изменения формы имени пока невозможно, как неясно и то, когда Эдуард стал зваться Эдвардом.

Эдуард (Эдвард) Бенеш родился 28 мая 1884 г. в Кожланах (Краловицкий округ в Западной Чехии), в бедном сельскохозяйственном крае, население которого нередко в поисках заработка вынуждено было эмигрировать. Шесть поколений рода Бенешей жили в небольшом местечке Шловице, где родственные узы связывали один дом с другим, и обе его ветви, по мужской и женской линиям, именовались одинаково. Корни Бенеша теряются в XVII в., в