Причём крикливый худышка и красавец мужчина с седыми висками убыли с места съёмок вообще через три минуты. Они попросту прогулялись десяток метров и уселись в самый роскошный ретромобиль. Тот и дал по газам, словно за ним черти гнались.

Не менее проворно действовали техники, осветители, операторы и просто грузчики. К обозначенному сроку на площадке не осталось ни стойки, ни камеры, ни креслица, ни рельсов вместе с тележкой. Несколько ошарашенный таким действом, я потихонечку двигался следом за всеми, пялясь на аборигенов и пытаясь прокашлять странный ком в горле. Если совсем недавно я жутко испугался, впервые в жизни, то сейчас я оказался жутко растерян. И тоже впервые в жизни. А может, и не впервые? Просто сам себе льстил?

Но что делать? Что спросить? У кого? Никак не мог сообразить. Мысли метались как сумасшедшие, не желая выстраиваться в логическую цепочку. С одной стороны, следовало остаться на месте, вернуться к дереву и как-то понять, что именно в нём и вокруг не так. С другой стороны, и оставаться здесь одному показалось неверным. Как бы и нестрашно: придут пастухи, с ними могу переговорить или попросить помощи. Или просто пойду следом за коровами, которые наверняка пойдут домой на вечернюю дойку. Но что-то меня страшно манило хотя бы краем глаза глянуть на упомянутый город. Очень хотелось сравнить: похож ли он на мой родной? Узнать, почему здесь так тепло? Что за странные машины и камеры для съёмки?

Да и все остальные вопросы быстрее разрешатся в центре скопления людей, а не каком-нибудь хуторе. Недаром отношение здесь к крестьянам снисходительно-презрительное. Да и я сам себя не мыслю без удобств урбанизации. А насчёт сломавшегося дерева… Так всегда можно вернуться сюда обратно. Надеюсь…

«Ведь дети малые и голодные дома не плачут, – пришло правильное напоминание. – Жёны не беременны. Родители здоровы и обеспечены. Работа… а чертополох с ней, с работой! Не волк, в лес не убежит!»

Непроизвольно оглянулся на то место, где ещё недавно сидело две волчары и где от медведя осталась только осыпавшаяся горочка песка. И шагнул ближе к автобусу, в который уже заканчивалась погрузка торопящихся реконструкторов. Всё-таки я их продолжал мысленно обзывать именно таким ёмким и значительным словом.

Мои телодвижения не остались незамеченными водителем автобуса, который стоял рядом с открытыми дверями и покрикивал на пассажиров, вооружённых до зубов:

– Эй, вандалы! Осторожнее там со своими железками! Если сиденья пропорете или поцарапаете, всё с вашей оплаты вычту! – и уже в мой адрес, не так злобно и строго: – А тебе чего? Тоже в город собрался?

– Так… это, кхе, кхе! – странная хрипота никак не проходила. – Очень прошу… Отблагодарю…

– Хе! – хмыкнул водитель, рассматривая меня со скепсисом и с каким-то ехидством. – Бензин нынче дорог. Да и посадить тебя некуда, все места заняты. Вон мужики в проходе даже устраиваются.

Странности в его речи тоже присутствовали. Вместо слова «бензин» мне отчётливо слышалось иное обозначение. Но я ни капли не засомневался, что речь идёт о топливе. «Мужики» тоже обозначилось как-то иначе. «Проход» звучал чудно. Да и предыдущие окрики выглядели так, словно исковерканный русский язык на кусочки порубили да как-то заново склеили. Но понимал всё прекрасно. А вот самому сказать – крайне сложно. Потому горло и голосовые связки не слушались толком.

«Но ведь русский же! – убеждал я себя мысленно изо всех сил. – Чтоб я так жил, русский!»

Жаль, денег при себе не оставалось больше ни рубля. Но зато у меня есть жидкая валюта, которая испокон веков являлась самой твёрдой в славянском мире. И я, отогнув ворот куртки, засветил горлышко бутылки с водкой:

– Договоримся… кхе! – взгляд моего собеседника затуманился в задумчивости и сомнениях. Он и на последнего реконструктора глянул с сожалением, пока тот усаживался в проходе на один из тюков. Пришлось подсказать, кивая на ступеньки уже внутри самого автобуса: – Здесь сяду. Неприхотливый… Кхе, кхе!

Водитель оглянулся по сторонам, затем сам юркнул на своё сиденье и только после этого одними губами шепнул в мою сторону:

– Садись!

Я и присел на единственное возможное место. Дверь сразу и закрылась. Мотор взрыкнул, и древний пепелац, переваливаясь на кочках, двинулся по просёлочной дороге.

Знать бы ещё, что меня ждёт впереди?

Хотя, если вдуматься, вся моя биография – это словно испытательный полигон для неприятностей. Сравнительных, конечно, но всё же. Потому что жил я не как все, а очень, ну очень интересно.

И начиналось всё сегодня с того, что опять жена мне испортила настроение. Жутко испортила!

Причём мы не скандалили по какой-то особенной причине, и вполне возможно, что именно я виноват. Слишком всё быстро получилось, некрасиво: она мне кучу гадостей наговорила сгоряча, а я, чтобы не дойти до крайности, развернулся и просто ушёл. Конечно, не навсегда. И конечно, недалеко ушёл. Скорей вышел, чтобы прогуляться и успокоиться. Потому что жить-то больше негде, уйти некуда, приткнуться не у кого. Вернее, у кого – есть, но мне туда совестно появляться. И так уже стал притчей во языцех. Вот иду уже минут сорок интенсивным шагом по парку, нащупываю порой в кармане бутылку водки и всё никак не могу прийти в себя.

Вот чего злюсь, спрашивается? Старый стал? Так от понимания этого факта не уйдёшь. Подобное в жизни случалось не раз. И не два… Тем более должен давно ко всему привыкнуть! Но разумом это осознать – одно, а вот унять бушующие в сердце эмоции – совсем другое.

И все мои беды и страдания от женщин. И если бы это всё были временные, ни к чему не обязывающие связи! Всё-таки холостякам не в пример легче. А вот женатому человеку сложно жить, что ни говори. Ещё сложней, когда он женат уже третий раз. Но мне ещё сложней, потому что уверен: нет ни одного человека на Земле, у которого все три жены (в том числе и обе «бывшие») – лучшие подруги между собой. Причём не в прошлом времени, а в настоящем! Представляете, какой это менингит?! Догадываетесь, какие это экстремальные сложности?

Скажете, так не бывает? Три раза ха! А вот он я!

И так получается, что и с третьей женой придётся в срочном порядке разъезжаться окончательно. Достала она меня своими придирками, ревностью и заносчивостью. Притом что я вне дома уважаемый человек, душевный друг, авторитетный специалист, неплохой руководитель, если не сказать, знаменитый профессионал в своей отрасли. То есть не могу смириться с домашним диктатом. Подкаблучников презирал, и себя в такой роли даже представлять не хочу.

А предыстория моего нынешнего семейного состояния длинная, сразу в двух словах не расскажешь. Но всё кроется именно в этой странной женской дружбе.

Город у нас вроде и большой, но о каждом моём движении, о каждом моём незначительном разговоре с любой посторонней женщиной сразу становится известно троице неразлучных подружек. Мне порой кажется, что на них работает не менее трёхсот тысяч информаторов, которые постоянно за мной следят и «передают» меня друг другу как опытные контрразведчики. Потому что не раз замечал, как в мою сторону косятся не менее половины окружающих и при этом с кем-то приглушённо переговариваются по мобильным телефонам. А вторая половина присутствующих при этом делает вид, что отвернулись в сторону, но интенсивно и нервно достаёт свои телефоны из сумочек и карманов.