Священник, проклиная про себя женский пол, поклонился и отправился исполнять просьбу мисс Бартлетт.

— Помни, Люси, это исключительно моя инициатива. Я не хочу, чтобы желание принять предложение мистера Эмерсона исходило от тебя. При любых обстоятельствах обещай мне хранить эту тайну.

Наконец, немного нервничая, вернулся мистер Биб.

— Мистер Эмерсон занят. Но со мной его сын.

Молодой человек посмотрел на трех дам, сидящих в столь низких креслах, что ему показалось, что они сидят на полу.

— Мой отец, — произнес он, — принимает ванну, поэтому вы не сможете поблагодарить его лично. Но все, что вы скажете мне, я передам ему, как только он выйдет.

Уж к чему-чему, но к разговору о ванне мисс Бартлетт была не готова. Ее истыканная колючками благовоспитанность обернулась против нее самой, безжалостно изранив ее тонкую душу. Мистер Эмерсон-младший одержал значительную победу, к явному удовольствию мистера Биба и скрытому, но не менее острому удовольствию Люси.

— Бедный молодой человек, — наконец, через минуту после ухода младшего Эмерсона, оправилась от удара мисс Бартлетт. — Явно сердится на отца за то, что тот так распорядился их комнатами. Все, что ему остается, так это стараться сохранить вежливость.

— Через полчаса ваши комнаты будут готовы, — сказал мистер Биб. Затем, задумчиво посмотрев на кузин, он отправился в свою комнату писать философский дневник.

— О господи! — сдавленно проговорила пожилая дама, содрогнувшись так, словно все хляби небесные разверзлись над гостиной. — Джентльмены иногда просто не способны понять…

Ее голос затих, но, похоже, мисс Бартлетт поняла ее, и разговор, в котором основным объектом теперь стали мало что понимающие джентльмены, возобновился. Люси, которая тоже мало что понимала, обратилась к книгам. Взяв с полки «Путеводитель по современной Италии» Бедэкера, она стала выискивать наиболее значительные даты из истории Флоренции — завтра Люси собиралась получить максимум удовольствия. Так, к всеобщей пользе, прошли полчаса, после чего мисс Бартлетт со вздохом поднялась и сказала:

— Полагаю, мне пора. Нет, Люси, ты оставайся, я сама присмотрю за переездом.

— Но как ты справишься одна?

— Без особого труда. Это же моя обязанность.

— Я хотела бы помочь тебе.

— Не стоит, дорогая.

Сколь энергична Шарлотта! И как бескорыстна! Она была такой всю свою жизнь, но в этом их итальянском путешествии она превзошла саму себя! Так думала Люси, или хотела так думать. И тем не менее зрел в ней некий демон протеста, который терзал ее вопросом: а не мог ли этот обмен комнатами быть чуть менее деликатным, но чуть более красивым? Так или иначе, она вошла в свою новую комнату без особой радости.

— Я хочу объяснить, — сказала мисс Бартлетт, — почему я взяла себе комнату побольше. Совершенно естественно было бы предоставить ее тебе, но я случайно узнала, что эта комната принадлежала молодому человеку, и я уверена, что твоей маме не понравилось бы, если бы ты жила в ней.

Люси была в полном замешательстве.

— Если ты должна воспользоваться любезностью этих джентльменов, то для тебя будет более удобным чувствовать себя обязанной отцу, чем молодому человеку. Я достаточно хорошо знаю людей и знаю, к чему могут привести подобные вещи. Хотя мистер Биб может быть гарантом того, что эти джентльмены не возомнят бог знает что.

— Мама не стала бы возражать, я уверена, — проговорила Люси, и вновь ее охватило чувство, что предметом разговора является нечто большее, чем обмен комнатами, нечто более значительное и неожиданное.

Мисс Бартлетт только вздохнула в ответ и, бережно обняв Люси, пожелала ей спокойной ночи. Той вдруг показалось, что на нее дохнуло сыростью, а потому, пройдя в свою комнату, Люси открыла окно и принялась вдыхать прозрачный ночной воздух, думая о добром пожилом человеке, который подарил ей возможность наслаждаться видом огней, скользящих по поверхности Арно, смотреть на кипарисы у стен Сан-Миниато, любоваться подножием Апеннин, чернеющих в бледно-голубом свете восходящей луны.

Оставшись в своей комнате одна, мисс Бартлетт закрыла и проверила ставни, заперла дверь и хорошенько осмотрела комнату, заглянув во все уголки стенных шкафов в поисках секретных люков и потайных дверей. Именно тогда она и увидела приколотый над умывальником лист бумаги, на котором был начертан огромный вопросительный знак. Знак — и ничего более.

Что все это значит? Шарлотта внимательно изучила знак при свете свечи. Вначале казавшийся абсолютно пустым и бессодержательным, знак вдруг постепенно стал обретать отвратительный, зловещий, угрожающий смысл. Мисс Бартлетт охватило желание сорвать этот лист бумаги и уничтожить, но, к счастью, она вспомнила, что не имеет никакого права так поступать, ибо лист этот, вне всякого сомнения, являлся собственностью молодого мистера Эмерсона. Аккуратно сняв лист с вопросительным знаком со стены, Шарлотта положила его между двумя листами промокательной бумаги, после чего завершила осмотр комнаты и, глубоко, по своему обыкновению, вздохнув, отправилась спать.

Как приятно проснуться во Флоренции и, открыв глаза, увидеть ярко освещенную пустую комнату, покрытый красной плиткой пол, который на первый взгляд кажется таким чистым, крашеный потолок, где розовые грифоны играют с голубыми амурами в зарослях золотистых скрипок и басовитых фаготов. Еще приятнее распахнуть окно, едва не поранив пальцы о задвижки незнакомого устройства и формы, и, свесившись наружу, рассматривать пронизанные солнечным светом деревья и холмы, церкви напротив, а внизу, совсем близко, Арно, несущая свои воды вдоль набережной.

На ближнем песчаном берегу сгрудились рабочие с лопатами и большим ситом, а по реке, следуя только ему известной таинственной цели, упорно шло против течения судно. Под окном прогрохотал электротрамвай. В салоне в полном одиночестве сидел какой-то приезжий, но на площадках толпились итальянцы, которые предпочитали ездить стоя. Подростки пытались прицепиться к трамваю сзади, и кондуктор, без всякого злого умысла, плевал им в лицо, пытаясь прогнать. Появились солдаты — невысокого роста, весьма привлекательной наружности; каждый нес ранец, отороченный потертым мехом, и шинель, явно скроенную для кого-то побольше ростом и попредставительнее. Офицеры вышагивали рядом с видом самым дурацким и свирепым, а впереди них бежали мальчишки, делая кувырки и кульбиты в такт оркестру. Трамвай застрял в колоннах солдат и с трудом полз по рельсам, словно гусеница, попавшая в окружение к муравьям. Один из мальчиков упал, из подворотни выбежало небольшое стадо белых бычков и движение застопорилось бы навсегда, если бы не помощь и мудрые советы старого продавца всякой швейной мелочи, который вместе со своим лотком случился поблизости.

В наблюдении за подобными пустяками могут пройти и навеки ускользнуть самые ценные утренние часы, и путешественник, который прибыл в Италию с целью изучения пластического мастерства Джотто или степени греховности папского двора, рискует вернуться домой и не вспомнить ничего, кроме синего неба да людей, что живут под его сводами. Поэтому мисс Бартлетт появилась как раз вовремя: постучав в дверь и войдя, она посетовала на то, что Люси, совершенно неприбранная, торчит из окна, в то время как лучшая часть дня безвозвратно уходит. К моменту, когда Люси была готова, ее кузина, уже разделавшись с завтраком, внимательно слушала самую умную леди, сидевшую за столом, усыпанным крошками.