В портовый город Деллы мы с ней прибыли только этим утром, и я, не утерпев, сразу же понеслась на набережную. Глупо, чего уж там. Мой порыв никак не ускорит прибытие родителей, но я не сдержалась. Так я могу быть ближе к ним хоть на шажок.

До сих пор я запрещала себе о них думать, отгораживалась от воспоминаний ментальной стеной, потому что иначе бы я, бросив все, помчалась на континент, чтобы увидеть их, обнять, почувствовать, что они живы. Эмоции, которые удавалось сдерживать, прорвали плотину волной цунами и смели здравый смысл.

— Леди, — укоризненно, но одновременно понимающе вздохнула мисс Озия.

Я оглянулась, пожала плечами, сообразила, что вынудила немолодую компаньонку поспевать за собой. Хорошо, дама оказалась крепкой, от моего энтузиазма не пострадала.

— Простите, — извинилась я.

— Леди, вы будто не пару лет, а целую жизнь не виделись.

Еще и проницательная…

— Можно и так сказать, — кивнула я. — В прошлой жизни я была глупой и доверчивой, а в новой… научилась понимать и ценить правильные вещи.

При виде кораблей на рейде мне стало чуть полегче, но не настолько, чтобы покинуть порт.

Я почесала кончик носа, чем вызвала у мисс Озии тяжелый вздох. Леди нос не ковыряют даже снаружи, но я… будем считать, что стимулирую мыслительный процесс.

Родители почти наверняка прибудут на военном корабле, то есть выяснять, когда ожидаются суда с материка, можно, но бесполезно. Разве что чтобы себя занять. Сунуться в военный порт? Ну-ну. Будь дело на континенте, у меня бы, возможно, и получилось, но здесь, на островах, в порту отнюдь не папины подчиненные, и «дочь генерала Тейла» вместо пропуска не сработает. Хорошо, если не задержат до выяснения обстоятельств… То-то папа обрадуется выуживать родную дочь из тюремной камеры.

Но издали взглянуть…

— Смотрите-ка, леди, какой аттракцион, — заметила вдруг мисс Озия и указала на деревянную башенку и устроенную наверху смотровую площадку, да еще и с подзорной трубой. Вход, естественно, платный.

Мисс Озия осталась внизу, а вот я отдала служащему монетку. Меня будто морские демоны подгоняли. Я взлетела по ступеням, приникла к трубе…

Синева глубокой воды, белые барашки, ветер. Рейсовый кораблик, курсирующий между островами, рыбацкая шхуна, лодка.

Когда я увидела огромное тело военного крейсера и флаги, в том числе и флаг папиной армии, я не поверила глазам, подумала, что мне от нервов уже мерещится. Я отводила трубу, возвращала…

В какой-то момент наверх поднялась мисс Озия.

— Взгляните, — попросила я ее.

— Генерал, — кивнула она.

Я чуть ли не вырвала у нее трубу, приникла.

— Папа! — завизжала я. — Мама!

Родители, обнявшись, вышли на нос и нетерпеливо смотрели в сторону порта.

А дальше…

Дальше я сошла с ума, потому что рванула вниз, забыв компаньонку. Я не помню, как я оказалась в обычном гражданском порту, зато смутно помню, как бросила рыбаку кошелек, прыгнула в его лодочку под хилым треугольным парусом. Есть магия, способная поднять попутный ветер. Слишком затратная и оттого в мореходстве почти не применяется, но заклинание я знала, и лодочка рванула военному крейсеру наперерез.

Уже потом я здраво оценила собственный поступок. Глупее придумать было сложно: утлая лодчонка плывет наперерез военному кораблю с официальным лицом на борту. Ведь существует регламент, кто и как может встречать такие суда. А меня же понесло…

Я изругала себя последними словами и… простила. Потому что никому не пожелаю полжизни вспоминать любимых родителей с той горечью и чувством вины, что выпали мне.

Неужели я увижу их живыми, здоровыми? Неужели смогу обнять, попросить прощения, сказать, как люблю, как ни на кого не променяю! Неужели…

— Леди, хоть озолотите, а под самый борт не поплыву, — высказался рыбак, очень недовольно стряхивая воду с весла и хмурясь на меня. — И не прыгайте вы, ради всех богов, как кошка на мачте, перевернемся! Вот дурак, на золото польстился. Как бы жадность боком не вышла.

Последние слова он бормотал себе под нос.

Я его слышала и даже понимала. Но ничего не могла с собой поделать.

Да и вообще… Совсем уж фатальной моя глупость не была. Родители на носу, естественно, они не могли не заметить странное суденышко, мчащееся к ним в порыве самоубийства. А дальше рассмотрели меня, и завертелось — спустили шлюпку, выслали навстречу. С дядей на борту. Я ясно видела, что родители и сами хотели, но, во-первых, им статус не позволял, во-вторых, шлюпку спустили маленькую, рассчитанную на двух гребцов и двух пассажиров.

А пророчество рыбака все же сбылось. Своеобразно.

Когда до дяди оставалось уже меньше метра, нервы у меня окончательно сдали. Лодки стали бок о бок, мне протянули руку, и я вроде бы даже за нее схватилась. Но от волнения у меня ослабли коленки и закружилась голова. Шагнула, споткнулась, вскрикнула, отпустила руку встречающего и…

И бухнулась не на дно шлюпки, а в воду.

Вынырнула, зафыркала, завертела головой, пытаясь сориентироваться. Рыбак на лодке уже улепетывал, налегая на весла, а мне… Меня со спины с руганью ухватили под мышки, чуть не притопили, то ли в воспитательных целях, то ли случайно. Дядя втянул меня в шлюпку, и я, извернувшись, повисла у него на шее и позорно разревелась, добавляя к соленой морской воде соленые же слезы.

Дядя так поразился, что даже перестал ругаться.

— Испугалась глубины? — удивленно спросил он. — Козочка, ты чего?

Воды я никогда не боялась и плавала не хуже рыбы.

— Соску-у-училась, — провыла я, крепче вцепляясь в дядю. Живой! Без седины на висках, появившейся когда-то за одну ночь. И боли в ярко-синих глазах еще нет. И…

— Эндрю, чего вы там копаетесь? — громовой рык отца с борта корабля вызвал у меня новые потоки слез. Папа, папочка! Живой…

— Ну, устроила водопад. — Дядя пытался ворчать, но его голос был полон сдержанной нежности. — Давайте-ка, поднимайте нас на борт, простудится же в мокром. Вот дурочка. Коза и есть. Дикая!

Он бесцеремонно подхватил меня на руки, как когда-то в детстве, и понес… домой.

Неважно, что на чужой корабль. Неважно, что там все глазеют и удивляются.

Дом всегда там, где тебя ждут и любят.

— Козочка, ну ты надурила. — Папина рука всегда пахла по-особенному. Дорогим табаком, порохом и немного лошадьми. Я помнила этот запах с самого раннего детства. Он всегда означал безопасность, спокойствие и подарок. Как минимум конфету, которую папа втайне от мамы принес ко мне в спальню после того, как меня лишили сладкого за ужином. За особо «великолепные» подвиги и хулиганства.