Или память слаба? Да я если кому и в долг дам, так без всякой записной книжки всё упомню! Любого продавца в торговом деле за поясок заткну, – расхваливая себя, петушился Ершов. – А что касается памяти, так я могу ей похвалиться! Я даже помню, как я в материной утробе находился.

– Ты что, выглядывал что ли оттуда? – с явной подковыркой спросил его Смирнов.

– Выглядывать-то, конечно, не выглядывал, а хорошо помню, что мне там тепленько было.

– Только разве! – с усмешкой заметил Смирнов.

– А что касается насчёт того, что проторгуюсь, так я своими деньгами соответствую, – продолжая начатый деловой разговор, хвалился Ершов.

– А откуда у тебя деньгам-то быть? – с язвительным укором обличал его Смирнов.

– Ты не знаешь, и в моем кармане деньги не считал, вот они позванивают! И видно не слыхивал звона моих монет! – Ершов в этот момент нарочито тряхнул карманом штанов, там и вправду что-то перезвякнуло.

– Вряд ли у тебя в кармане, когда кроме кресала, о кремень что позвякивало, – продолжал злословно подковыривать Ершова Смирнов. Лабин, слушая перебранку Смирнова с Ершовым, весело хохотал, удивлялся напористому самовосхвалению Ершова, он заметил, наконец:

– Николай Сергеич, собственно говоря, тут длительный разговор вести не о чем. Мы продавца в лавку уже подыскали, так что ты опоздал!

– А ково вы подыскали, если не секрет? – поинтересовался Ершов.

– Миньку Молодцова! – бессекретно ответил Лабин.

– Уж ково и нашли, – разочарованно протянул Ершов.

– Вот так друзья-товарищи, надейся на вас! Небось поддержите коммерцию, а ведь вместе на охоту-то ходили! Эх вы! Кооператоры! – упрекнул он Сергея и отошёл от них прочь.

Токари. Производство каталок.

Село всколыхнулось, народ ожил: большинство мотовиловцев взялись за токарное дело: за каждую каталку трестовские скупщики, или Дунаев, давали 18 копеек, сами же они сбывали их по 20 копеек – кустарю хорошо и скупщикам неплохо.

«Ленин умер, а кто же за него остался?» – недоуменно спрашивали друг у друга люди. «А в Москве их осталось целый комитет: Троцкий, Калинин, Рыков, Бухарин, Зиновьев, так что править Россией есть кому», – делились своими суждениями с малограмотными мужиками не очень-то осведомленные грамотеи.

– В общем: НЭП, свобода! Мужикам лафа! – торжествовали мужики.

– А что бают: Рыков дал указание вино снова в торговлю пустить, а? Вот бы гоже было! Самогонка-то уж надоела! – мечтательно, с прищёлкиванием языком, высказался по этому поводу Николай Ершов.

Почти каждым мужиком овладело желание разбогатеть. А мысли каждого упирались в неприступную стену. В селе появились разного рода предприимчивые люди: барышники-мясники, торгаши и мастеровые люди. Мельники веселее замололи на своих мельницах, кузнецы задорнее заковали в своих кузницах, портные азартнее стали шить одежду, сапожники, не зная устали, корпели над пошивом новой и починкой старой обуви. Работники торговли и кооперации, соперничая с частным торговцем, всячески старались перещеголять его, но пока из этого ничего не получалось.

Кустари, поняв выгоду токарного дела, старательно и задорно взялись за это доходное дело. Некоторые увлеклись этим до того, что работали днем и ночью при тесноте, духоте и при недостаточном освещении пятилинейной керосиновой лампы. Некоторые, имея намерение без особого труда заиметь деньгу, занялись игрой на деньги: целыми ночами просиживали в избе, затуманенной густым табачным дымом, резались в очко или «кондру». А некоторые ухачи мечтали о том, где бы найти богатый клад с золотом. Большинство же людей не надеялось на мимолётное счастье, а с прилежностью занялись своим честным трудом, применяя при этом свою силу, умение и расчётливость в ведении своего хозяйства. Такими стали три мужика, трое благоразумных домохозяина: Савельев Василий, Крестьянинов Федор и Федотов Иван.

Василий Савельев, приумножая, расширяя и благоустраивая свое хозяйство, перестроил и отремонтировал свой дом. Сменил верхний венец, заменил на новую тесовую крышу, устроил под окном палисадник, насадил в нем хмелю, воткнул тут куст бузины, и вид его дома приобрёл весьма приятный, весело смотрел на улицу окнами обоих этажей. Из отцовой избёнки сзади нижнего этажа пристроил прихожую, в ней поставил токарный станок – она стала токарней.

Под окном поодаль от дома, украшая дом зеленью, стоят две берёзы да рябина между ними, а около мазанки раскустившаяся ветла. Еще в свое время, в 1890 году, отец Василия Ефим в честь нарождения сына, его Василия как первенца, посадил эти две берёзы и ветлу, а когда родился второй сын Алексей, он посадил эту рябину, связав упругие гибкие ветви её узлом. Берёза по правую сторону дома выросла с дуплом, в котором по зимам прячутся воробьи на ночлег, а у берёзы, растущей по левую сторону, вырос большой горизонтальный, по направлению к дороге, отросток. Отросток этот от основного ствола был голым, а сажени через две от ствола раскустившись, пошёл вверх. Рябина же выросла в причудливом виде: ветви, завязанные дедом узлом, не развязались, так и выросли в таком замысловатом виде.

Дед Ефим в свою бытность вообще был своенравным, изобретательным и твердохарактерным человеком. Он, в частности, при разделе семьи не пошёл жить ни с одним из сыновей. Он потребовал построить во дворе ему избёнку, в которой он и жил один. Бабушка Евлинья жила в семье старшего сына Василия, нянча его детей.

Василий же в честь своего первенца Михаила около мазанки тоже посадил берёзку, а Ванька своим топориком, подаренным ему дедом Михаилом, однажды летом, желая напиться берёзовки, потяпал эту берёзку. Ему показалось, что сок не течет из-за того, что надсечка мала. Он порубал еще, но берёзовка так и не потекла. Он не знал, что соку от берёзы можно добиться только ранней весной. Берёзка после этого захирела и посохла.

У Крестьяниновых под окном растут две берёзы и черемуха между ними. А у окна Федотовых растёт одинокая, но коренастая берёза.

Во всех этих домах молодежь – парни – заняты токарным делом, а сами хозяева доставляют им липняк из Пустыни. Липу-голье стараются возить зимой с расчётом, чтоб заготовить ее на весь год. Василий Савельев каждый раз, как уезжать в Пустынь, давал наказ своим ребятам Миньке и Саньке, чтоб ежедневно они вязали и выносили во двор по шесть пар готовых каталок, а по приезде вечером, свалив под окном у берёзы в общую кучу липняк, отец проверял сделанное.

Ванька тоже помогал братьям. В его обязанности входило: наточить мелких деталей к каталкам, стоечек, напилить во дворе к следующему дню заготовок, расколоть их, ударяя по наставленному братом топору большой колотухой. В обязанности Ваньки так же входило по зимам, после школы, привезти