– А ведь этого можно было избежать.

В публике поднялся ропот: люди зашевелились, начали переглядываться, забормотали. Кира заметила, что Маркус смотрит на нее, крепко стиснула его руку и уставилась на сенатора Хоббса.

– Школу не пришлось бы закрывать, – негромко продолжал Хобб. – В Ист-Мидоу не наберется и двадцати детей школьного возраста, но в целом на острове их больше. Куда больше. В Джеймспорте на ферме живут десять ровесников Саладина. Я видел их своими глазами. Я жал им руки. Я упрашивал их перебраться сюда, под защиту Сети безопасности, но они отказались. Их не пустили взрослые, с которыми они живут, приемные родители. А через неделю после моего отъезда, то бишь два дня назад, на ферму напали мятежники из так называемого Голоса народа, – сенатор замолчал, собираясь с мыслями. – Мы отправили на подмогу солдат, но я боюсь, что случилось самое худшее.

Голограмма сенатора Хоббса обвела трибуны пристальным взлядом.

– Одиннадцать лет назад партиалы попытались нас уничтожить. Им это почти удалось. Мы создали их более сильными и быстрыми, чем люди, чтобы они сражались вместо нас в Войне за Изоляцию. Они легко выиграли войну, и когда спустя пять лет партиалы пошли против людей, им не составило труда нас уничтожить. Особенно после того, как они выпустили РМ-вирус. Те, кто выжил, осели на этом острове. Мы потеряли все, что у нас было, похоронили близких. Мы были в отчаянии. Но мы все-таки выстояли. Отстроили дома. Возвели защитные ограждения. Нашли пищу и кров, научились добывать энергию, организовали правительство, сохранили культуру. Когда выяснилось, что РМ-вирус продолжает убивать наших детей, мы приняли Закон надежды, чтобы увеличить вероятность появления нового поколения людей, невосприимчивых к вирусу. Благодаря закону и неустанному труду врачей мы каждый день приближаемся к нашей мечте.

Сенатор Хобб кивнул доктору Скоузену, сидевшему возле него на сцене, и продолжил. На его лицо набежала тень.

– Но в один из дней что-то пошло не так. Часть из нас решила отколоться. Эти люди забыли о врагах, которые по-прежнему скрываются на материке, наблюдают за нами и выжидают момент для нападения. Они забыли о невидимом враге в воздухе и в нашей крови, который продолжает убивать наших детей, как некогда убил родных и друзей. Некоторые возомнили, что общество, которое мы построили, чтобы защитить себя, и есть враг. Мы по-прежнему боремся за жизнь, вот только теперь, как ни прискорбно, друг с другом. С тех пор, как два года назад приняли Закон надежды, бандиты из Голоса, вооруженные головорезы, которые притворяются революционерами, жгут наши фермы, грабят магазины, убивают собственную плоть и кровь, родных братьев, сестер, матерей и отцов и, прости, Господи, своих детей. Потому что мы все одна семья, и мы не можем враждовать друг с другом. Что бы ими ни двигало, какие бы убеждения они ни исповедовали, на самом деле члены Голоса, давайте уже называть вещи своими именами, просто варвары, которые намерены довести дело партиалов до конца. Но мы им этого не позволим. – В голосе Хобба зазвучал металл. – Мы одна нация, один народ, одна воля. – Сенатор остановился. – По крайней мере, так должно быть. К сожалению, у меня плохие новости. Вчера ночью Сеть безопасности обнаружила группировку Голоса, которая грабила продуктовый склад. И где бы вы думали? Угадайте!

Из толпы послышались выкрики – в основном названия дальних ферм и рыбацких деревушек. Гигантская голограмма печально покачала головой. Кира смотрела на сенатора, крошечную фигурку в поношенном коричневатом костюме, который в свете прожектора казался почти белым. Хобб медленно поворачивался и качал головой, пока публика выкрикивала названия селений по всему острову. Наконец он остановился и указал на землю перед собой.

– Здесь, – отрезал Хобб. – Прямо здесь, к югу от шоссе, в бывшей школе Келленберг. Мятежников была горстка, так что серьезного кровопролития удалось избежать, вы бы даже ничего не узнали. И все же они были здесь. Кто из вас живет в тех краях? – Сенатор сам поднял руку, кивая тем, кто тоже поднял. – Вот именно, – проговорил он, – вы там живете, и я тоже там живу. Это самый центр нашего города. Голос больше не прячется где-то в лесу. Бандиты здесь, в Ист-Мидоу, в этом районе. Они хотят расколоть нас изнутри, но мы им этого не позволим!

Члены Голоса выступают против Закона надежды, – продолжал сенатор. – Они считают его тиранией, фашизмом, контролем. Мы же с вами считаем его нашим единственным шансом. Мы с вами хотим, чтобы у человечества было будущее; они хотят жить настоящим и убивают всех, кто пытается им помешать. Разве это свобода? Если мы чему и научились за прошедшие одиннадцать лет, так это тому, друзья мои, что свобода – ответственность, которую надо заслужить, а не право на безрассудство и анархию. И если нам суждено погибнуть, несмотря на все усилия и железную волю к победе, то пусть мы падем от руки неприятеля, а не собрата.

Кира молча слушала. Речь сенатора произвела на нее глубокое впечатление. Ей и самой не улыбалось так рано забеременеть (до нужного возраста Кире оставалось меньше двух лет), но она понимала, что Сенат прав. Будущее куда важнее капризов одной-единственной девушки, которая боится сделать решительный шаг.

Голос сенатора Хобба звучал негромко, но решительно:

– Голос выступает против Закона надежды и выражает свое несогласие посредством убийств, краж и терроризма. Думать они могут что угодно, но прибегать к насилию мы им не позволим. Не далее как несколько лет тому назад кое-кто уже использовал подобные методы – кучка восставших, которые решили изменить привычный порядок вещей. Я говорю о партиалах. Разница лишь в том, что партиалы – бездушные, бесчеловечные убийцы, не наделенные разумом. Они убивают потому, что мы создали их такими. Члены Голоса – люди, а значит, в каком-то смысле еще опаснее партиалов.

В толпе поднялся ропот. Сенатор Хобб обвел публику взглядом, прокашлялся и продолжил:

– Есть вещи поважнее нас самих, важнее лишений, которые нам приходится выносить, важнее любых капризов. Это будущее, которое мы должны построить и защитить. И если мы хотим, чтобы у нас было будущее, мы должны прекратить враждовать друг с другом. Мы обязаны пресекать любые разногласия. Нам надо научиться снова доверять друг другу. И речь сейчас не только о Сенате и городе, не только о городе и фермах, не о какой-то одной группе или клике. Я говорю обо всех нас. Обо всем человечестве в целом. Пусть кое-кто мечтает нас расколоть, но мы им этого не позволим!

Толпа на трибунах взревела, и на этот раз Кира закричала вместе со всеми. Но даже в эту минуту она не могла отделаться от внезапного страха, ледяными пальцами сдавившего сердце.

– Опаздываешь, Уокер.

Кира не ускорила шаг. Она смотрела на стоявшего у фургона Джейдена и думала о том, до чего же они с Мэдисон похожи.

– А что, разве солдатам больше не обязательно посещать общегородские собрания? – съязвила она.

– Вот спасибо, что заметила, – ответил Джейден и положил винтовку на плечо. – Что бы мы делали без тебя и твоего непревзойденного остроумия.