И всё это – один и тот же человек? Девочка, девушка и бабулька? Как это вообще?.. Они же разные, дико разные, ну просто, ну… титанически разные. Как синица и дракон. И у всех у них сидит внутри кто-то один, и называет себя «я», и помнит всё, что было с ними со всеми. «Почему люди стареют?» – думал Саня, хоть и так ясно почему. И ясность эта была, как и про девочек, фальшивая, ничего не объясняющая.

Он уже довольно далеко ускакал от дома. Окна и фонари пялились на него своими желтыми глазищами, и чернота между ними, похоже, не собиралась светлеть. Эй, у нас утро будет вообще или как, хотелось спросить у них у всех. Хоть бы отражались по-человечески, а то всё вкривь и вкось – не фонарь в луже, а чья-то морда. Или хвост светящийся, или паук, или еще что. Так и в чертей поверить недолго.

Вокруг громоздился неопрятный многоглазый мир, в котором, оказывается, люди умеют сидеть дома и одновременно гулять где попало. Такому миру не стоит доверять, думал Саня, глядя на хмурые высотки проспекта Несгибаемых. Давненько он не был тут – с полгода, а то и год, пожалуй. Вон там торчала вывеска SuperEDA™ – уже нет. Рейдеры, видно. А вот тут пожар был. Три черных окна на третьем этаже…

Блин, про дезик забыл, вспомнил Саня и полез в барсетку, которую всегда носил с собой. Мужчина не должен пахнуть мужчиной даже в шесть утра. Вот Лёха этого не понимает. Как придет с треньки, как снимет свитерок… Ходячая биобомба. «Эх, Лёха-Лёха… Красава», – то ли подумал, то ли сказал Саня. Пиковая дама… Мда уж.

Он иногда говорил вслух, когда никого не было рядом.

Хотя как раз сейчас рядом торчала очередная бабулька. То ли «часовая любви», то ли кто. Только хмурая какая-то. Неудивительно: вон сколько сумок под фонарем. Кажется, она собралась нести всё это сама, как муравей…

Санины протестующие ноги тащили его подальше от нее, но потом подчинились и завернули к сумкам.

– Давайте помогу! – заорал он. (Сто пудов глухая, лучше сразу орать.)

– Что поможешь? – не поняла бабулька, глянув на него вострым глазом.

– Торбы дотащить! Ну, вещи!

– Что и куда ты собрался тащить?

– Э-э-э…

– И к чему так кричать, скажи на милость?

– Вон их сколько у вас, – буркнул Саня и покраснел.

– Так. Но отчего же ты решил, что это мои вещи?

– Не ваши?

– Любопытно, – она пристально смотрела на него («Как лазером», – подумал Саня). – Любопытно и забавно. Я еще никогда не требовалась для того, чтобы мне помогали. А впрочем…

Она протянула Сане чемодан в виде колоды карт – с пиками и мордастой тетенькой. Прикольно.

– Вот этот саквояж, надо признать, весьма увесист для… Вдвоем? – спросила она, видя, что Саня чуть не рухнул в лужу.

– Не-е-е! – выпрямился тот. (Позор какой! Почему он не ходит на треньки, как Лёха?..) – А далеко нести?

– Во-он туда, – бабулька показала непонятно куда. – А сумки эти, верно, кто-то выбросил. Разве ты не заметил, что они не в моем вкусе?

Еще про вкус замечать, думал Саня, перекидывая чемодан из руки в руку. Что у нее там? Мини-ядерный реактор?..

Бабуля попалась того, это он уже понял. Все бабули того, а эта особенно. Одета аккуратно и вроде новое всё, а вид такой, будто из фильма или музея. И смотрит – ух! Хотя, опять же, они все так смотрят…

– Как зовут моего рыцаря? – услышал Саня и не сразу понял, что ответить.

– Александр. – (Всё-таки к рыцарю больше подходит.) – А вас?

– Йоу, – бабуля издала булькающий звук (Саня не понял, что он означает). – Не помню, кто в последний раз интересовался моим именем. Но ты можешь звать меня Сударыней.

Та-ак, скривился Саня. Начинаются бабульские дела.

– Может, лучше барыней?..

– В конечном итоге это не так ва… Постой-ка. Пойдем сюда. – Она вдруг схватила его за руку и понеслась, как гонщица (фонари так и уплывали за спину).

– Э-э-э… что такое? – сопротивлялся Саня.

– Прости! Я кое-кого увидела. Того, с кем не хотела бы встречаться…

Не мужика ли, который манекен, думал Саня, волочась за ней. На остановке толпился первый утренний люд, и там вроде бы мелькнуло знакомое никакое лицо…

И только он это подумал, как Сударыня сделала новый вираж, втащив Саню в старый двор, набитый котами.

– Да что ж такое! И здесь они, – бормотала она, врезаясь в кошачью тусовку.

Кажется, его новая знакомая имела в виду не котов: из-за угла выглянул другой манекен. Сане вдруг стало зябко, хоть они почти бежали.

– Вы убегаете от этих людей? – спросил он прежде, чем подумал.

Сударыня резко повернулась к нему.

– Постой. Кого ты назвал «этими людьми»?

– Ну… вот этих… которые такие… похожие все… Которые как манекены…

– Манекены, – отчеканила Сударыня. – Ты что, их видишь?

Ну и вопрос, подумал Саня. Стало еще холоднее.

– Не знаю, про кого вы, но я… Да, наверно, вижу, – сказал он.

Сударыня сверлила его своими лазерами в упор. Потом отвернулась, пробормотав что-то про чуткие души.

А Саня вдруг понял, что чемодан совсем легкий.

– Мы ничего не выронили? – испугался он.

– Нет, просто ты стал немного сильнее… Пришли, – Сударыня кивнула на облезлый дом, построенный при царе Горохе. – Заходи, коль помог. Чаем угощу. Не бойся, обижать не стану, – зачем-то сказала она, хоть Саня и не боялся.

Или боялся, но ей откуда знать-то?..

Домофона не было. Они поднялись по темной, как погреб, лестнице на третий этаж. Сударыня отперла дверь с цифрой «69», погремев ключами, и Саня вошел вслед за ней в типичную бабулечью квартиру – с пылью, антресолями и барахлом по углам.

– Я здесь проездом, – сказала Сударыня. – Говорю, чтобы ты не составил обо мне ложного мнения… Клади где хочешь, – показала она на чемодан. – И скорее мыть руки!

Саня вспомнил, что не завтракал. Хорошо бы не только чаю. Хоть и не очень это – бабульку объедать. Бабульки сами кого угодно объедят и добавки попросят. Такое у нас время – КВН, Канун Великих Новаций, это уж все знают…

Она и правда выглядела совсем не так, как все бабульки, – Саня только сейчас понял это, когда увидел ее на фоне обычного бабульского интерьера. Одета она была вовсе не в зипун с платком, а в какой-то… жакет, что ли? И в шляпу. И еще она была высокая, выше папы.

Вдруг это эксцентричная миллионерша, подумал Саня. Или…

– Помыл? В таком случае приглашаю тебя за стол.

«Когда она успела?» – удивлялся Саня, входя в гостиную. Стол был уставлен всякой вкуснотищей, от ветчины до винограда. Или она пировала тут всю ночь и вышла проветриться?