них шестами, увешанными полуголыми тетками в пуху и перьях, двинулись по брусчатке площади к асфальту центрального проспекта. Тетки начали крутиться, сначала вяло (под «Турецкий марш» не очень получалось), потом поймали ритм и даже синхронизировались. Дальше поехал самодвижущийся диван, на котором сидел лысый бородатый мужичок, лет сорока, в лыжных очках и сварочных крагах по локоть на мускулистых руках. Перед водителем дивана, на подножке, была установлена рулевая колонка с авиационным штурвалом вместо руля. Несколько рычагов торчали слева и справа. Рядом с дивановодителем сидел фотограф с камерой и сосредоточенно вглядывался в мелькающие между перьев части тел танцовщиц, выплясывающих на впереди идущей платформе.

Четверо адептов Хэллоуина, разодетые в костюмы всадников апокалипсиса, объединились с водителями арестованных за гонки по центральным улицам квадрициклов. Восседая на задних сидениях, они то и дело привставали в «стременах», размахивали оружием: мечом, секирой, косой и нунчаками и выкрикивали какие-то жуткие заклинания. Остальная нечисть во главе с Богосовой, одетой в сиреневый балахон и маску верховной колдуньи Морганы, выстроилась «свиньей» за «всадниками» и, потрясая рогатинами и копьями, кричала что-то в ответ. На голове Морганы была массивная корона с рогами, а в правой руке посох с навершием в виде узкого вытянутого трезубца с насаженным на него небольшим чучелом не то Мерлина, не то Гендальфа Серого. Перед Морганой шли два подслеповатых гоблина из подземных хранилищ городской библиотеки и несли огромную открытую книгу, обтянутую черной кожей.

Из автозака выпустили группу пилигримов, которые в сопровождении конвоиров уныло поплелись нестройной толпой за нечистью, испуганно оглядываясь и пряча немытые и небритые лица. Одеты они были, видимо, в свое. УАЗик, затюнингованный на скорую руку под повозку поселенцев, медленно тащился позади печальных странников. К переднему бамперу «повозки» были прикреплены две оглобли, к которым пристегнули (видимо, наручниками) двух наиболее «заслуженных» бродяг, одетых в костюмы быка и коня. Причем костюмы были какие-то странные, с акцентом не на верхнюю часть животных, а на нижнюю. Головы у зверюг были почти одинаковы, только у быка были небольшие, по сравнению с короной Морганы, рога, а у коня – длинная грива. Ниже пояса начинались отличия. Конь был с огромным задом, который вилял и болтался как холодец при ходьбе. Брутальный бык нижней частью очень напоминал того быка, статуя которого когда-то украшала главное здание местного мясокомбината. Тот (мясокомбинатский) бык, изваянный в стиле «максималистического натурализма», с огромным кольцом в носу, объемной грудью и узким тазом, с широко расставленными задними ногами, бесстыдно демонстрировал мужскую силу и, поджав левую переднюю ногу к брюху, многие годы краем подогнутого копыта указывал горожанам, из чего на самом деле делают тушенку.

За пилигримами следовала открытая самодвижущаяся платформа в виде торта. На нижних ярусах как свечи стояли покрашенные в бронзу и позолоту атлеты с надетыми на голову чашами подсвечников, а на верхней площадке танцор в костюме конкистадора сцепился в кровавой схватке с танцором в костюме последнего императора инков. Конкистадор был в характерном испанском шлеме, угловатой кирасе и сапогах серебристого цвета, но без штанов. Вместо традиционных испанских панталон из-под грудной части кирасы ревнителя веры свисал тонкий ремешок, а с задней части – веревочка, теряющаяся где-то в межбулочном пространстве. Сапа-Инка по пояс сверху был голый, его обнажённый смуглый торс на груди прикрывал золотой диск в виде солнца, а на спине золотой квадрат с изображением Великого змея. Корона из золоченых перьев тоже изображала солнечный диск, а в длинную косу был вплетен солидный пышный плюмаж, свисающий ниже копчика. Снизу император краснокожих тоже был голый, если не считать тряпочку в районе паха, видимо, забытую гримёром. Сюжет пленения последнего императора, которого звали, кажется, Атауальпа, предполагал, что конкистадор, видимо маркиз Писарро, должен выиграть поединок, но бледнолицый был явно слабее, и тяжелая амуниция ему никак не помогала.

За платформой-тортом очень своевременно выстроилась колонна в белых халатах. Главный Айболит с огромным шприцем, готовый прийти на помощь пострадавшему, с интересом поглядывал на возню двух конкурирующих вишенок на торте. Два эскулапа в традиционных белых халатах тащили на своих плечах огромный градусник, третий катил перед собой огромную пилюлю с надписью: «От жадности». Колонну медиков прикрывал с тыла автомобиль скорой помощи, на который натянули надутый чехол в виде клизмы. Пипка клизмы была задрана кверху над лобовым стеклом кабины клизмомобиля, и вся конструкция походила на футуристического вида танк, угрожающий всей Вселенной.

Колонна из Буратин и прибившейся к ним прослойки Мальвин формировалась неохотно. Прибыли управленцы от образования, две жабы из бухгалтерии вывезли вперед кресло-каталку с шестидесятисемилетней черепахой Тортиллой, в миру архивариусом Управления, в широком макинтоше, огромных темных очках и чепчике. Несколько человек, непонятного пола, одетых в костюмы Пьеро, скромно разбавили колонну Мальвин, не рискуя приближаться к остроносым и уже не очень трезвым пасынкам Папы Карло. Колонну Управления возглавил чужак в костюме черного пуделя. Этот костюм, в отличие от театрального, брезгливо оставленного на полу в автобусе варьете, выглядел идеально с точки зрения ветеринарии, кинологии и садо-мазо-эстетики: облегающее черное трико, огромное белоснежное жабо и кучерявая голова с идеально уложенными ушами, красивый кожаный ошейник с золочеными заклепками и медальоном. На руках были лайковые перчатки и золоченые браслеты выше запястья. Псина попыталась доминировать, размахивая тростью-хлыстом и давая указания по построению и движению колонны, что вызвало негодование Тортиллы, которая считала, что доминировать в образовании должен жизненный опыт, опирающийся на проверенные методики.

– Вы, простите, кобель или женщина,– поинтересовалась она пристально глядя на пуделя и прикуривая сигарету.

– Я ваш хореограф, Кристина…– ответила шавка и сделала реверанс в сторону утопающей в табачном дыму престарелой рептилии, демонстрируя выставленный вперед кожаный сапог с меховым подбоем и на внушительном каблуке-шпильке.

– Сука, значит, – черепаха затянулась, – Хореографируйте с задними рядами, а мы здесь, присматривать за вами приставлены, чтобы вы нам Буратин не сломали, – Тортилла оглянулась на жаб, и, получив одобрение в виде кивков и тихих подквакиваний, впала в дрему.

Мальвины были почти трезвые и пытались войти в образ каждая по-своему, желая проявить не уместный в данном случае учительский индивидуализм, а вот более консервативная в жизни деревянная часть Управления налакавшаяся сильнее своих молодых синеволосых коллег, интегрировалась в коллективное сумасшествие значительно быстрее. Шеренга в полосатых колпаках и оранжевых куртках-накидках, напоминающих укороченные до пупа плащи мушкетеров только с огромной бутафорской пуговицей на животе, нестройно, но уверенно сделала первый шаг. Поочередно поднимая наклеенные носы к зениту и прихлебывая что-то из пластиковых бутылок, Буратины набирали скорость и уверенность в себе.

– Девочки, нам надо пройти лучше всех, а то нам наши вещи