Опять шум…

— Что происходит?! — в крике крутанул я взгляд.

Сделав шаг в сторону звука, я будто вмиг провалился. Упал в бездонное ущелье. В мгновение я оказался совсем в другом месте… Все стало не так светло и приятно. Взаперти, мне мало места! В жестяной коробке. В машине… Зачем я тут?!

— Верните обратно! — надрываюсь я во весь голос. — Душно! Что такое! — злился я в истерике.

Плач слева. Резко поворачиваю голову. Узнаю — Катя… Гнев исчез, смотрю внимательно. У нее что-то в руках. Мягкая игрушка, медвежонок. Это был мой первый подарок… Катя, прижав его к себе, горько рыдала. Затем сквозь слезы поставила медведя на пассажирское сиденье, прямо на меня. Выехала на дорогу. Надавила на газ… Ее красные глаза излучают уверенность. Она мчится уже под сто километров в час, сто двадцать, сто сорок.

— Стой! — кричу я.

Она не слышит. Впереди затор. Машина продолжать набирать скорость.

— Катя! Стой!

Ее руки твердо держат руль. Она закрывает глаза. По щекам стремглав бегут слезы.

— Катя! Катя! Катя! — рву я горло.

Она резко раскрывает глаза и давит на тормоз. Громкий визг жженой резины. Машина на перекрестке. Впереди в упор стальной отбойник фуры. Катя смотрит будто на меня, ее глаза в беге, она ищет, но не находит… В трепете оглядывается вокруг. Никого. На соседнем сиденье нет медведя. Его закинуло под ноги… Катя поднимает его и смотрит в пластмассовые глаза игрушки…

— Катя! — взываю я.

Внезапный толчок. Выбрасывает из машины. Отрывает от мира. Завис дуновеньем. И вот опять оно — бескрайнее белое море…Так хорошо, хочется спать.

***

Странно, я лежу. Беспокойно. Вижу, как барахтаются крохотные ножки в ползунках. Ворочаюсь, пытаюсь понять, где я. Туго затянут какой-то шнурок на шее, очень неудобно. Что-то на голове. Давит уши. Кажется, чепчик… Я вижу бортики вокруг. Я в детской кроватке. Так неудобно! Текут слюни. Дурацкий чепчик! Сейчас я заплачу.

Сверху какие-то лица. Эти двое смотрят на меня. Улыбаются. Это же мои родители… Такие молодые! Я начинаю невольно смеяться. Отец щекочет меня. Я заливаюсь еще большим смехом. Маленькие ручки пытаются защищаться от навязчивых щекоток. Кроватка качается, кажется, она движется! Я в коляске… Яркий свет, морщусь. Это же небо сверху! Как будто я в добром сне. Мне тут нравится…

Вижу колыхание ветвей и лучи солнца. Родители катают меня, продолжают умиляться. Замечаю, тут что-то странное. Чем-то пахнет. Чем-то едким.

— Вы что?! Не чувствуете! — протестую я плачем.

Мама берет меня на руки. Пытается успокоить.

Газ! Сейчас задохнусь! — рыдаю я во все горло.

Поднимаю глаза к небу. Разом ослепляет солнце. Резкий нырок… Зажмуриваюсь. Упал. Не понимаю, вверх или вниз… Раскрываю глаза. Они все еще в слезах. Оглядываюсь в изумлении. Я могу идти, и я иду. Знакомые стены, мебель.

Я чувствую газ.

Иду по коридору. В нем мечется чья-то собака. Прохожу мимо, дальше. Открываю дверь на кухню. За столом Катя. Без сознания. Ее голова лежит на нашем фото.

— Катя!

Реакции нет. Паника, она задохнется.

— Катя!

Пытаюсь ее схватить. Бесполезно. Врывается пес, скалит зубы.

— Видишь?! Слышишь?! Лай громче, псина!

Бегу в коридор, зову собаку. Собака уже у выхода. Прохожу сквозь дверь. На лестничной площадке никого.

— Лай, глупая псина! Лай! — надрываю я голос.

Пес лает с пеной у рта. Бешено рычит. Скребется.

— Громче! Громче!

Собака бьется о дверь.

Появляется соседка напротив. Сверху спускаются люди. Соседка испугано стучит в дверь.

— Что случилось! — воскликнула женщина в страхе.

Дергает за ручку, дверь была открыта…

Белизна. Так хочется плыть в этой белизне. Она так притягивает в свои просторы. В свое доброе море из пуха и перьев. Хочется тонуть в нем, спать…

***

Через сон, через закрытые глаза вижу образ. Черно-белые тона негативом пленки создали черты лица. Я очнулся. Недосып. Передо мной высотой метров в десять столбом голова мужчины. Мышцы лица живые, сокращаются неврозом. Внимательный темный взгляд, вокруг рваными линиями морщины. Глаза щурятся или злятся, не понимаю… Острый нос, высокий лоб. Длинные угловатые брови. Подбородок выпирает. Щеки и закрытый рот напряжены, будто сжаты зубы. Я не могу смотреть на него. Иду ближе. Подхожу в упор. Смотрю в уродливый взгляд.

Вижу его прошлое, вижу убийства. Вижу его кровавые руки, как он получает удовольствие. Я ненавижу его… Не могу терпеть, ненависть разрывает на куски. Давит жуткая головная боль. Безвольно обхватываю лицо руками. Сквозь пальцы просачивается воздух. Он другой, теперь у него есть сырой привкус… Меня обдувает сильным холодным ветром. Руки ослабли, опускаются.

Я в ночном лесу. Нет, в парке. Аллея, вокруг густые деревья. Нет света. Здесь будто убита сама жизнь, здесь веет страхом… Я чувствую запах смерти, твердый, не дающий шанса. Иду на него. В дали вижу знакомый силуэт, знакомую походку. Катя… Она идет одна. В этой тьме. Мой шаг учащается, превращается в бег. Из черноты деревьев появляется фигура человека. Он медленно движется за Катей. Он идет бесшумно. Я замечаю в руке человека рукоять ножа-финки, лезвие спрятано в рукав кожаной куртки.

Двумя рывками ровняюсь с человеком. Разворачиваюсь, иду перед ним. Высматриваю. Это то самое отвратное лицо. Одним движением появляется лезвие. Я вижу, как эта «мразь» готовится. Я во власти страха. Дыхание смерти проходит сквозь меня. Страх превращается в горящую злость. Вмиг выпад головой в переносицу, тело «мрази» падает. Время замедляется. Я забиваю тело тяжелыми ударами вкладывая всю силу духа. С каждым ударом лицо «мрази» превращается в раздробленную кашу из мяса и осколков костей. Я задыхаюсь от усталости, вкуса крови во рту и в воздухе. Встаю с тела. Оборачиваюсь, Кати уже нет…

***

Трудно стоять. Я на стуле. Он качается. «Сейчас я грохнусь!» — с испугом мечется в голове. Смотрю вниз, какие у меня маленькие носки. Шерстяные. И ножки…

Слева и справа сестры, совсем еще школьницы. В белых праздничных платьишках. Сзади меня поддерживают большие ладони. Поднимаю голову — это руки отца. Стоит рядом с матерью. Тоже одеты празднично — пиджак и платье. Спереди какой-то мужик. Нервничает, мельтешит и суетится.

— Улыбаемся! — вскрикнул мужичок. — Сейчас вылетит птичка!

А я сейчас свалюсь с этого стула! — пытаюсь сказать я сдерживая слезы. — Пустите меня!

Этот, с фотоаппаратом, недоволен.

— Одной фотографии хватит, — произнес отец.

Он взял меня на руки и поставил на пол.

Я сразу сбегаю. Куда подальше, быстро перебирая ножками. Мчусь в другую комнату. Прячусь за диван. Я