— И с Остином. А он возьмет с собой Найруша.

— Ну, разумеется. А то, что Джереми — командир Первого полка, и конвои не входят в его обязанности тебя не смущает?

— И то, что Остин — заместитель руководителя полетов, тоже не смущает. О чьих еще должностях вы мне хотите напомнить?

— О твоей, Аристо, о твоей. Командир ОАГ не должен дерзить настоятелю.

— Настоятель разрешил выбирать. Я выбрал.

Ахилл и Васильченко были слишком молоды. Какой там конвой, их в патруль-то парой отправлять опасно. Мальчики талантливы, они научатся летать, и когда-нибудь Лукас с удовольствием возьмётся натаскивать их в тонкостях космического боя, но случится это не скоро.

А Джереми Бёрк был лучшим пилотом монастыря, ещё когда Лукас фон Нарбэ совершал свои первые вылеты.

Они пять лет летали вместе. И Джереми, длинный, как швартовочная вышка, не упускал случая пройтись по поводу «недомерков». И тот же Джереми выбил два зуба отцу-интенданту, когда тот посоветовал Лукасу заказать форму на фабрике детской одежды… Он объяснял потом архимандриту, что хотел как лучше. Что, если бы Лукас успел раньше… Отец Александр кивал, соглашался, и Джереми на месяц был отстранён от полётов.

Одиннадцать лет прошло. Теперь Джереми командует полком, а Лукас — знаменитой на всю Империю авиагруппой. Однако если приходится выполнять задания, вроде нынешнего, в первую очередь Лукас вспоминает о Джереми. И оба знают, что в любой ситуации, кроме боевого вылета, Джереми Бёрк приказывает, а Лукас фон Нарбэ — выполняет приказ. И отец Александр тоже знает об этом.

…А теперь, рыцарь-пилот фон Нарбэ, всё то же самое, но в прошедшем времени.

И скажи-ка, преподобный, кого ты предпочёл бы видеть погребёнными на Акму? Джереми, Остина и Найруша, пилотов милостью Божьей, рыцарей опытных, смелых и расчётливых, немногим уступающих тебе самому? Или Ахилла и Васильченко, мальчишек, только-только закончивших учиться?

Молчишь?

Вот то-то же.

Переделанный шлемофон занимал больше места и чуть давил на висок и левую скулу, зато, пробежавшись по каналам, Лукас с удовлетворением услышал в наушниках ту же кодированную бессмыслицу, какую ловил дуфунг «Осы».

Вот так. Пусть ничего не понятно, но, хотя бы, слышно.

Он ещё не успел выбраться из машины, когда купол начал лепестками расходиться в стороны.

— Суки, — высказался Лукас, спрыгивая на пол.

Увидел потрясённый взгляд женщины и объяснил:

— Откуда им знать, что мы в скафандрах?

Тушка нусура модели «Краб», с номером 15/7, выведенным алым по жёлтому, повисла над ангаром. Копательные и хватательные конечности его были втянуты, зато резак находился в боевой готовности.

Как будто внизу был не склад, а спёкшаяся в монолит груда пластона…

«Хватит! — приказал себе Лукас, — забудь!»

Забыть, конечно, не получилось.

— Вы в порядке, ваше преподобие? — осведомились из нусура.

Лукас дождался, пока спустится вниз телескопический трап, подозвал женщину:

— Сможете забраться?

Вопрос дурацкий. Вспомнить, как она из своей капсулы выпрыгнула! Получив в ответ взгляд, какого и заслуживал, Лукас пожал плечами:

— Тогда вперёд.

В нусуре, кроме пилота, было всего двое спасателей. Когда Лукас забрался в трюм, все встали, кротко склонив головы под благословение.

— А мы думали, вы один, ваше преподобие, — доверчиво сообщил один из них, губастый, с трогательной родинкой на щеке, — а с вами, оказывается, дама. Располагайтесь. Если нужны стимуляторы…

— Благодарю вас, сын мой, — Лукас устроился на жёсткой скамье, — всё, что нам нужно — это как можно скорее попасть в порт.

— Это мы запросто, — заверил губастый. — Алекс, дуй к шестому причалу!

— Понял, — меланхолично ответил пилот.

Спасатель с родинкой перенёс свои заботы со священника на даму. Нусур загудел двигателями, набирая высоту. Третий член экипажа, сидевший рядом с пилотом, сосредоточенно молчал, переключая каналы бортового дуфунга.

Лукас смотрел в монитор внешнего обзора. Тоже молчал.

Слушал.

И, наконец, услышал.

— Пятнадцать дробь семь, отчёт по форме ЧС дробь СС. Докладывайте.

— ЧС плюс, — коротко и тихо произнёс сидевший рядом с пилотом.

— Подробности.

— С ним объект.

— Что?! — голос по связи разом утратил деловитое равнодушие, — номер?

— Кажется, двенадцатый. Я не уверен…

— Священник, — задумчиво произнёс невидимый собеседник, — жаль. Пятнадцать дробь семь, причал четырнадцать.

— Слушаюсь.

Пилот лишь молча кивнул, и бот изменил курс.

* * *

Губастенький мальчик представился Виктором. Луиза тоже представилась. Услышала в ответ ожидаемое, но искреннее:

— Правда?! Вы — майор Беляева?

Что ж, Виктор с родинкой, хоть и не мог похвастаться фиолетовыми глазами или симпатичной мордашкой, зато в умении общаться давал преподобному сто очков форы. Они с Луизой успели поболтать, и даже выпить по глотку синтебренди за знакомство, когда священник вдруг подал голос. Хоть бы минут десять обошёлся без своего занудства.

— Сын мой, — он встал и прошёл к креслу пилота, — вы собирались идти к шестому причалу. Не меняйте решение на полпути, это признак слабости.

Пилот попытался возразить, объяснить, что на шестом причале совершенно неожиданно… Но священник мягко положил руку ему на плечо и повторил:

— Возвращайтесь на прежний курс, сын мой, я очень вас прошу.

Вообще говоря, спорить с ними ещё хуже, чем перебивать. Во-первых, не вежливо. Во-вторых, как бы там ни было, но священники обычно знают, о чём просят. Если бы этот не был таким нудным

«И таким некрупным» — вылезла непрошеная, ехидная мыслишка…

Сейчас Луиза целиком и полностью была на стороне пилота. Но тот, бедняга, не знал, что священники бывают разные. И, видимо, изменил курс, или чего там хотел от него преподобный Проверьте-Системы-Скафандра. Во всяком случае, священник снова заткнулся, хоть и остался стоять рядом, по-прежнему держа руку у парня на плече.

— Смотрю я на его преподобие, — хмыкнул Виктор, — и думаю, не врут про них.

Луиза криво ухмыльнулась в ответ.

Про жизнь в монастырях рассказывали разное, особенно про рыцарей-пилотов. Кажется, и впрямь не врали.

Больше всего Лукас боялся, что пилот начнёт сопротивляться. Бывают люди, которые, когда боятся, инстинктивно пытаются себя защитить. Но этот оказался не из таких, он помалкивал, только обильно потел, видимо, переживая за целостность своей ключицы.