Возвращаясь к вопросу об участии пронского князя в битве на Воже и составе левого «крыла» армии Дмитрия Ивановича, отметим, что обычная практика ведения военных действий на Руси заключалась в том, что в составе объединенных вооруженных сил, ведомых великим князем, удельные князья командовали собственными полками[35]. Состоял ли, пользуясь военной терминологией XVI–XVII вв. «полк левой руки», которым командовал 11 сентября 1378 г. пронский князь, только из собственной дружины Даниила Владимировича, врядли многочисленной и явно не сопоставимой с рязанской? Сражение происходило не на пронских зхемлях, а на территории Великого княжества Рязанского[36]; вскоре после победы на Воже, «тое же осени» Рязанское княжество подверглось страшному разгрому Мамаем[37]. Если это был карательный поход в отместку за выигранное сражение, то участие рязанцев в битве 11 сентября 1378 г. выглядит логичным. В таком случае пронский князь Даниил Владимирович командовал, как и его отец в 1370 г., объединенной ратью прончан и рязанцев.

Если это так, то надо как-то объяснить, почему во главе левого «крыла» на Воже стоял не сам Олег Иванович, а его однородец.

Существует единичное известие о ранении великого князя рязанского («изстрелян») во время нападения татар на Переяславль – Рязанский после разгрома царевичем Арапшей нижегородских ратей на р. Пьяне в 1377 г.[38]. В историографии оно воспринимается с доверием[39], и только В. А. Кучкин датирует ранение Олега Ивановича иначе, осенью 1378 г. Исследователь связывает его с карательным набегом этого года Мамая на Рязань[40], хотя все, что летописное известие сообщает о рязанском князе, это то, что последний «не приготовился бе и не ста противу их (татар. – А. Л.)», а «перебежа за Оку». Если ранение рязанского князя имело место все-таки в 1377 г. и именно его тяжкие последствия не позволили Олегу Ивановичу принять самому участие в битве на Воже, то появление во главе объединенных рязанских и пронских ратей пронского князя выглядит объяснимым.

Возвращаясь к вопросу о существовании в момент Куликовской битвы договора между московским и рязанским великими князьями, заметим, что гипотетическое участие рязанцев и очевидное прончан в битве на Воже вряд ли обуславливалось наличием докончаний. Общая военная опасность легко могла сделать князей – родственников союзниками и друг друга, и московского князя без фиксированных в документе взаимных обязательств. Князья действовали как самостоятельные суверены, а не вассалы «брата стареишего».

Таким образом, говорить о наличии в канун Куликовской битвы письменного договора, обязывавшего рязанского князя выступить на стороне Москвы и, соответственно, о нарушении Олегом Ивановичем взятых на себя ранее обязательств, оснований нет.

Что же касается другого признака существования договора московского и рязанского князей в канун сражения на Дону, фиксированной московско-рязанской границы, то, похоже, до лета 1381 г. ее все-таки не существовало.

Своеобразной естественным ркбежом между княжествами была Ока. В княжение великого князя Ивана Даниловича Калиты Московское княжество распоряжалось некоторыми волостями на правом, «рязанском» по терминологии договора 1381 г., берегу Оки[41], равно как в это же время существовали и рязанские владения на «московском» окском левобережье[42]. В 1358 г. «посолъ из Орды царевъ сынъ… Мамет Хожа», прибывший в Рязань, «к великому князю (московскому. – А. Л.) Ивану Ивановичю присылалъ о розъезде земля Рязаньскыя»[43]. Суть этого московско-рязанского пограничного спора, в котором какая – то роль отводилась и Орде, неясна, но А. А. Горский справедливо полагает, что речь могла идти о рубежах вдоль течения Оки[44], а по сведениям В. И. Татищева миссия «посла» носила совершенно конкретный характер – «царевъ сынъ… име… власть утвердити нерушимыи и непревратимы поставити межи» и, «доброхотствуя резанскому, хосчет Лопасню и другие волости тому отдать»[45]. Если это так, то в исходе 50-х гг. XIV в. вопрос о московско-рязанских границах еще не был юридически отрегулирован, но, похоже, он оставался в таком же «подвешенном» положении вплоть до 1381 г.

Есть и другое указание на отсутствие в 1380 г. ясности с границей по Оке. В московско-рязанских отношениях вплоть до лета 1381 г. камнем преткновения был долгий спор за две приокские территории, Коломну и Лопасню.

Коломна перешла к Москве задолго до эпохи Куликовской битвы, скорее всего, еще в начале XIV в.[46]. Потеря Рязанью «Лопастны» имела место тогда же, но, в отличие от Коломны, за возвращение Лопасни Олег Иванович воевал с московскими князьями, причем результативно[47]. Располагавшаяся по обоим берегам Оки, «Лопастна» в результате военных действий 1353 г. оказалась поделенной между княжествами: левобережные «лопастненские места» так и остались за Москвой, саму же правобережную «Лопастну» Рязань в итоге смогла вернуть де-факто в состав удельных земель[48].