Черт! Слишком много происходит такого, что выше моего понимания. Как, например, сделка с „Дженерал сторз“ и спасение „Хо-Пак“. Слишком много о чем договорились двое ребят в субботу: пара порций виски туда, звонок по телефону сюда. Даже если входишь в здешнюю тусовку, это нечто из ряда вон выходящее, а если нет, то, господи боже мой, надо смотреть в оба. Здесь, чтобы считаться своим, нужно быть или британцем, или китайцем.

А я почти такой же чужак, как Орланда.

И все же я мог бы быть счастлив здесь, какое-то время. И с Орландой что-нибудь могло бы получиться, ненадолго, урывками. Я мог бы управлять Тихоокеанским поясом, сделав „Пар-Кон“ Благородным Домом. Но, чтобы его приняли как тот самый Благородный Дом британцы и китайцы, он все же должен называться „Струанз-Пар-Кон“ или „Ротвелл-Горнт-Пар-Кон“, причем выделяться должна первая часть названия, а не „Пар-Кон“.

Кейси?

С Кейси „Пар-Кон“ легко мог бы стать Благородным Домом. Но можно ли доверять Кейси, как раньше? Почему она не сказала? Неужели Гонконг затянул её в свою паутину и она начинает собственную игру, чтобы стать Номером Первым?

Лучше делай выбор, дружище, пока ты ещё тайбань».

— Да, Филлип?

Они сидели в кабинете под портретом Дирка Струана: Данросс выбрал это место с умыслом. Филлип Чэнь расположился напротив. Очень официальный, очень корректный и очень усталый.

— Как Алексей?

— По-прежнему без сознания. Доктор Тули говорит, что, если через пару часов он выйдет из этого состояния, с ним все будет в порядке.

— А Типтоп?

— Я должен позвонить ему в девять.

— По-прежнему нет согласия на его предложение от… от властей?

— Ты знаешь условия его предложения? — прищурился Данросс.

— О да, тайбань. Я… меня спросили. Мне до сих пор трудно в это поверить… Брайан Квок? Боже помоги нам, но да… Моим мнением поинтересовались прежде, чем обратиться к тебе.

— Какого черта ты не сказал? — рявкнул Данросс.

— Ты же совершенно справедливо больше не считаешь меня компрадором Благородного Дома и не удостаиваешь меня своим доверием.

— Ты считаешь, тебе можно доверять?

— Да. Я неоднократно доказывал это в прошлом, как и мой отец — и его отец. Тем не менее будь я на твоем месте, сиди я там, где сидишь ты, этой встречи бы не было, тебя бы не было в моем доме, и я бы уже нашел способ тебя уничтожить.

— А может, я уже принял такое решение.

— Ты — нет. Он бы принял, — Филлип Чэнь указал на портрет, — а ты, Иэн Струан Данросс, — нет.

— Не скажи.

— Могу поспорить.

Данросс лишь молча ждал.

— Первое: насчет монеты. Подожди, пока к тебе обратятся с просьбой об услуге. Я приложу все усилия, чтобы выяснить, в чем будет заключаться эта услуга, заранее. Если просьба окажется чрезмерной, то…

— Она и будет чрезмерной.

— Что он попросит?

— Что-нибудь связанное с наркотиками. Ходят упорные слухи, что Четырехпалый, Контрабандист Юань и Белый Порошок Ли — партнеры и занимаются контрабандой героина.

— Это ещё только в проекте. На самом деле они пока не партнеры.

— Опять же, почему ты не сказал мне об этом? Твой долг как компрадора — держать меня в курсе дела, а не вести секретные записи наших сделок, чтобы потом они попадали в руки врагов.

— Я снова прошу прощения. Но сейчас самое время поговорить.

— Потому что с тобой все кончено?

— Потому что со мной, может быть, все кончено — если я не смогу ещё раз доказать, что чего-то стою. — Старик уныло смотрел на Данросса, угадывая в нем черты многих тайбаней, и ему не нравилось ни это обращенное к нему лицо, ни лицо на портрете, пронзавшее его насквозь насмешливым взглядом; заморский дьявол, пират из-за смешанной крови — наполовину его собственной — отказался от прапрадеда Филлипа.

«Айийя, — воскликнул он про себя, стараясь сдержать гнев. — Эти варвары со своей нетерпимостью! Мы служили пяти поколениям тайбаней, а этот вот из-за одной ошибки грозится нарушить последнюю волю Дирка?»

— Что касается просьбы: даже если она будет связана с наркотиками, речь пойдет о вполне легальной деятельности или акциях в будущем. Соглашайся, тайбань, и я обещаю, что разберусь с Четырехпалым задолго до того, как нужно будет выполнить просьбу.

— Каким образом?

— Это Китай. Я буду действовать по-китайски. Клянусь кровью моих предков. — Филлип Чэнь указал на портрет. — Я буду и дальше защищать Благородный Дом, как и поклялся.

— Что ещё ты хранил в сейфе? Я просмотрел все документы и балансы, которые ты передал Эндрю. Если эта информация попадет в чужие руки, мы будем полностью беззащитными.

— Да, но только перед Бартлеттом и «Пар-Кон», при условии, что он оставит бумаги у себя и не передаст их Горнту или кому-то ещё из наших врагов. Бартлетт не производит впечатления плохого человека, тайбань. Может, он согласится вернуть нам все, что получил от Джона, и пообещает хранить информацию в тайне?

— Для этого тебе нужно раскопать какой-нибудь секрет, который ему не хотелось бы предавать огласке. У тебя такой есть?

— Ещё нет. Он должен защищать нас как партнеров.

— Да. Но он уже стакнулся с Горнтом и внес аванс на сумму в два миллиона американских долларов в качестве обеспечения при продаже наших акций.

Филлип Чэнь побледнел.

— И-и-и, я об этом не знал. — Он на минуту задумался. — Значит, в понедельник Бартлетт расторгнет договор и перейдет на сторону врага?

— Не знаю. Думаю, он пока выжидает. Я бы на его месте так и сделал.

Филлип Чэнь заерзал в кресле.

— Он здорово втюрился в Орланду, тайбань.

— Да, возможно, на ней все и завязано. Должно быть, это подстроил Горнт — сам подтолкнул её к Бартлетту.

— Ты собираешься сказать ему об этом?

— Нет, если не будет причины. Сам разберется — не маленький. — Выражение лица Данросса стало ещё суровее. — Что ты предлагаешь?

— Ты намерен согласиться на уступки, которых требует Первый центральный?

— Значит, тебе и об этом известно?

— Ты, должно быть, хотел, чтобы все знали, что ты ищешь у них поддержки, тайбань. Иначе зачем нужно было приглашать Мэртага в свою ложу на скачках, зачем ещё нужно было приглашать его туда? Было нетрудно смекнуть, что к чему, даже не имея копий его телексов…

— А ты ими располагаешь?

— Некоторыми. — Вынув носовой платок, Филипп Чэнь вытер ладони. — Ты пойдешь на уступки?

— Нет. Я сказал, что подумаю об этом, — он ждет моего ответа внизу, — но ответ будет отрицательным. Я не могу гарантировать им преимущественное право на предоставление всех будущих займов. Просто не могу, потому что «Виктория» обладает такой властью и таким количеством моих бумаг, что выжмет из нас последнее. К тому же я не вправе менять «Викторию» на американский банк, который уже доказал свою политическую ненадежность. Они могли бы оказать нам временную поддержку, и будет великолепно, если Первый центральный вытащит нас из беды, но я не уверен, стоит ли идти на долгосрочное сотрудничество с ними. Им ещё нужно доказать свою лояльность.