Господа Судьи!

Для осуществления задуманных ими злодеяний главари фашистского заговора создали систему преступных организаций, которой была посвящена моя речь.

Ныне те, кто поставили целью установить господство над миром и истребление народов, с трепетом ждут грядущего приговора Суда. Этот приговор должен настичь не только посаженных на скамью подсудимых авторов кровавых фашистских «идей», главных организаторов преступлении гитлеризма. Ваш приговор должен осудить всю преступную систему германского фашизма, ту сложную, широко разветвленную сеть партийных, правительственных, эсэсовских, военных организаций, которые непосредственно претворяли в жизнь злодейские предначертания главных заговорщиков.

На полях битв человечество уже вынесло свой приговор преступному германскому фашизму.

В огне величайших в истории человечества боев героической Советской Армией и доблестными войсками союзников были не только разгромлены гитлеровские орды, но утверждены высокие и благородные принципы международного сотрудничества, человеческой морали, гуманные правила человеческого общежития.

Обвинение выполнило свой долг перед Высоким Судом, перед светлой памятью невинных жертв, перед совестью народов, перед своей собственной совестью.

Да свершится же над фашистскими палачами Суд Народов — Суд справедливый и суровый.

До приговора осталось совсем немного

* * *

Учреждая Международный трибунал, представители стран-победительниц, безусловно, и не думали в ходе процесса перевоспитать матерых нацистов. Задача была иная — силой неопровержимых улик доказать их вину и наказать извергов за содеянное. В назидание другим — потенциальным — злодеям.

Когда разрабатывался Устав трибунала, было немало дискуссий о том, стоит ли полностью воспроизводить все демократические процедуры судопроизводства. В частности, американцы и англичане выступали против того, чтобы дать подсудимым последнее слово. Представители Франции и СССР настаивали, чтобы такая возможность была, и их точка зрения победила.

Надо сказать, что большинство нацистских бонз были сделаны из крепкого материала. В случаях, когда не хватало их весьма твердых убеждений, вступали в роль хитрость и лицемерие, которых им тоже было не занимать. Чем меньше было у них аргументов, тем безапелляционней звучали голоса со скамьи подсудимых.

Быть может, поэтому последнее слово больше походило на формализованный ритуал. Подсудимые оказались на редкость последовательными. Они не признали свою вину после предъявления обвинений, отрицали ее в ходе процесса и то же самое сделали, выступая с последним словом.

В лучшем случае они, как Функ, признали преступления, совершенные другими «товарищами» по НСДАП, но никак не собственные. Все, как один, заявили, что их совесть чиста.

И все-таки процедура была соблюдена не зря. Выступления подсудимых наводят на мысли о том, насколько трудно искоренить зло фашизма и насколько глубоко проникают в сознание некогда нормальных людей нацистские постулаты.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМЫХ — ГЕССА, ФРИКА, ШТРЕЙХЕРА И ФУНКА

Председатель: Последнее слово предоставляется подсудимому Рудольфу Гессу.

Гесс: С самого начала я обращаюсь к Суду с просьбой, учитывая состояние моего здоровья, дать мне возможность произносить мое слово сидя.

Председатель: Пожалуйста.

Гесс: Некоторые из моих товарищей могут здесь подтвердить, что я в самом начале этого процесса предсказал следующее:

Во-первых, что здесь выступят свидетели, которые под присягой будут давать неправильные показания, причем эти свидетели могут производить абсолютно надежное впечатление и располагать наилучшей репутацией;

Во-вторых, что надо учитывать возможность получения Судом письменных показаний, содержащих недостоверные данные;

В-третьих, что подсудимые в результате показаний нескольких свидетелей-немцев будут весьма неприятно поражены;

В-четвертых, что некоторые подсудимые будут вести себя странным образом, они будут произносить бесстыдные высказывания о фюрере и обвинять свой собственный народ, частично будут обвинять друг друга, причем неправильно, и, может быть, даже будут сами себя обвинять, причем тоже неправильно.

Все эти предсказания оправдались, причем письменные показания свидетелей, данные ими под присягой, и показания подсудимых во многих случаях противоречивы. Я назову в этой связи хотя бы имя Мессерсмита, который показал, что он якобы говорил с гросс-адмиралом Деницем в Берлине именно в то время, когда он, как я знаю, находился в районе Тихого или Индийского океана.

Я предсказывал это не только здесь в начале процесса, но еще и за несколько месяцев до начала процесса в Англии, в том числе сопровождавшему меня доктору Джонстону. В тот период я в письменном виде заявил об этом, и это можно доказать.

Я основывался в моих предсказаниях на некоторых событиях, которые происходили в негерманских странах. Я хотел бы сейчас еще раз подчеркнуть, что если я понимаю эти события, то с самого начала убежден, что соответствующие правительства ничего не знают и не знали о них. Поэтому я не упрекаю эти правительства… Речь идет о тайном средстве. Я цитирую буквально то, что говорилось в газете «Фелькишер беобахтер», основывающейся в свою очередь на статье в «Ле жур»: «Это средство дает возможность заставить действовать и говорить жертвы, которые избраны, так, как это им приказывается».

Я подчеркиваю, что в этой статье говорится о том, что можно заставить не только говорить, но и действовать согласно данным указаниям. Последнее имеет огромную важность при рассмотрении необъяснимого образа действий обслуживающего персонала немецких концентрационных лагерей, включая научных деятелей и врачей, предпринимавших ужасные опыты над заключенными. Действия, которые нормальные люди, в особенности научные деятели и врачи, ни в коем случае не могли бы совершить, однако совершались ими. Они давали эти указания и приказы о совершении зверств в концентрационных лагерях, они, включая самого фюрера, давали приказы о расстреле военнопленных, о суде Линча и т. д.

Я напомню показания свидетеля генерал-фельдмаршала Мильха о создавшемся у него впечатлении, что в последние годы фюрер находился не в нормальном душевном состоянии. И ряд моих товарищей здесь независимо друг от друга и не зная того, о чем я буду говорить, сказали мне, что выражение лица и глаз фюрера в последние годы носило в себе нечто ужасное, выражавшее даже безумие…