— Тогда считай меня полной дурой! Но я должна была рискнуть!

— Я больше не хочу говорить об этом. Никогда! …Наш добрый Нил снова вовремя подоспел тогда, да? А то что он обнимал тебя на глазах своих солдат, не имея на то никакого права, не смущает тебя?

— Ты же не хочешь об этом говорить? — робко улыбнулась Мариэль.

— Я не «об этом», я о том мямле которому я скоро ноги повыдергиваю! Почему он вечно тянет к тебе свои лапы? Сукин сын ещё не подарил тебе новую лошадку? — глаза Орланда сузились, пристально глядя не неё.

— О небо! Нет, не подарил! — обиженно ответила Мариэль, собираясь уходить, но Орланд остановил её за руку:

— Тогда в награду за храбрость, я подарю тебе коня, — уже примирительно, неожиданно сменив тон, продолжил он.

Мариэль с недоверием взглянула на него, но Орланд говорил на полном серьёзе и снова протягивал ей свою ладонь. Они спустились вниз, и седьмой лорд подал девушке поводья вороного красавца.

— Но это же твой конь, Орланд! — воскликнула она, не веря своим глазам.

— А я хочу теперь подарить его тебе. Хочу, чтобы он тоже увидел Дивы. Это самый быстрый конь в Охии, его зовут Гром. Он твой, Мариэль.

Снова в его глазах она заметила быстро промелькнувшую тень нежности. Мариэль даже растерялась, «никогда не знаешь чего ждать от этого человека, но тогда почему так непостижимо к нему тянется моя душа?!»

— Спасибо! Мне просто не вериться, что ты делаешь мне подарок. А в этом нет подвоха, может у него такой же крутой нрав, как и у его хозяина и он сбросит меня на первом повороте? — рассмеялась Мариэль, совершенно не подозревая, что творится с мужчиной находившимся рядом с ней от звука её голоса или смеха.

Орланд улыбнулся и потрепал коня по загривку.

— Это уже как ты с ним поладишь, но я уверен, что ему, в отличие от меня, ты понравишься.

— Значит, ты со мной потому что я не смогла тебе понравиться в принципе? — вырвалось у неё, прямой вопрос, который ей почему-то всё время хотелось ему задать.

Но как всегда в своём духе, опустив глаза, он напрочь проигнорировал его. И как ни в чём не бывало седьмой лорд молча протянул Мариэль несколько сухариков и с нескрываемым интересом стал наблюдать, как она пытается подружиться с Громом. А Мариэль грустно улыбаясь, гладила коня по блестящей длинной шее. Гром тянулся мягкими губами за сухариками, подбирая с её ладони всё до последней крошки. Она подняла на Орланда свои сияющие васильковые глаза, но он вдруг испуганно отшатнулся от неё, резко развернулся и ушел, оставляя её наедине с конём и с целым ворохом запутанных мыслей.

«Что-то с ним не так. Что он задумал? С Орландом нельзя расслабляться, может, он сделал это назло Нилу? Нет, всё не так, моя сила подсказывает мне, что его будто бы раздирает надвое. Его прорывающаяся нежность совершенно искренняя, но и жестокость так же не менее правдоподобна. Но во всём этом есть что-то ещё, ложь, во всём этом клубке маскируется обман. Но в чём именно?» Мариэль терялась в догадках.

Чуть-чуть приблизившись к ней, Орланд как мячик отскочил от неё ещё дальше, шарахнувшись от словно от чумной.

Теперь, когда он появлялся в замке — он не обращал на неё ни малейшего внимания, даже не удостаивал взглядом при приветствии.

«Почему меня это так волнует? Я вовсе не должна унижаться перед ним, заслуживая его внимания. Можно подумать, он когда-нибудь изменится, напыщенный самодур! Очень мне нужно, он что думает я буду за ним бегать?! Я всего лишь его лечащий врач. Чёрт! …Теперь я обманываю саму себя! Я просто растерянная дура, которую водят за нос!» — Мариэль в который раз устраивала мысленные баталии, от чего запутывалась ещё сильнее. «То что между нами было и наша помолвка теперь его ко многому обязывает. Ну почему меня всё это сводит с ума?!! Нет, нет, нет, я не хочу быть с ним. …Или хочу?»

И Мариэль решила до полнолуния больше не искать с ним встреч и не забивать себе голову лордом Орландом. Она познакомилась здесь, в замке Охан, с одним старым учителем Вааса. И теперь донимала его просьбами научить её читать и писать на охийском. Видя такое рвение, старый охиец уступил, и каждый день уделял ей несколько часов, а она в благодарность за его потраченное время, готовила для него отвары от мучавшего его ревматизма и бессонницы. Уже через две недели их совместных усилий Мариэль могла свободно читать и писать.

Радуясь своим успехам, она напевала себе под нос свои любимые мелодии из прошлой жизни, старательно выводя на свитке пергамента выученные иероглифы.

Вот в один из таких моментов, возле неё и присел уже давно знакомый ей музыкант, под музыку которого они с Ваасом учились танцевать. Слушая её мурлыканье, он стал подбирать её мелодию на своём инструменте. Мариэль замолчала, а музыкант виртуозно продолжал наигрывать такую знакомую до боли мелодию из детства. Она с интересом остановила его и напела другую, музыкант смело подхватил.

— Ты очень талантлив, Гай, раз можешь вот так быстро подбирать мелодию. В моём мире люди тоже очень любят музыку, разную музыку и танцы. Твоя игра напомнила мне о доме. Давай ещё попробуем!

— Музыка — это моя жизнь, госпожа. Я могу играть сколько вам угодно.

Так Мариэль стала петь вечерами, скорее для своего развлечения. Когда банкетный зал пустовал, они вдвоём с музыкантом садились у стены, она сначала напевала просто мелодию, а когда музыкант мог её изобразить, Мариэль вспоминала слова и пела. Особого таланта к пению у неё никогда не было, но так приятно было иметь возможность петь на своём языке её любимые песни и песни их семьи. Когда она пела, то уносилась далеко в прошлое, в свои беззаботные дни, она совсем не хотела этого забывать.

Но банкетный зал имел ещё один вход — из зала совета. В этом небольшом зале иногда собирались некоторые лорды, их сыновья и командиры отрядов лучников. Одни давали указания, другие согласовывали свои действия. Как раз в один из таких вечеров зал совета был занят, там горячо обсуждались проблемы с ящерами. Вдруг Ваас замер и поднял руку, призывая к тишине.

— Что это?

Орланд стоял, задумчиво прислонившись к двери, ведущей в банкетный зал.

— Она поёт, — сухо проговорил он, пытаясь скрыть от всех своё волнение и тихонько приоткрыл дверь.

Все услышали доносившуюся веселую мелодию и такую же заводную песенку на непонятном для них языке. А потом Мариэль запела грустную, но с очень красивыми словами песню о неразделенной любви — это был любимый хит её сестры Джейн. Почему-то это песня особенно удавалась Мариэль, а музыкант рвал душу своим трогательным музыкальным сопровождением. Она даже не догадывалась, что её слушают, затаив дыхание десятка два людей, а особенно — её слушает, открыв рот, лорд Орланд.

Сами охийцы пели очень редко и то в шутку, выпив доброго вина. У них это было не принято. Саму музыку они очень любили, а танцевать просто обожали, но пение для них было ещё нераскрытым искусством, поэтому они с таким интересом слушали её трогательное исполнение, хоть и не понимали слов. Музыканта тоже заинтересовал этот вопрос, когда Мариэль допела, он спросил: