— Благодарю вас, мадам, — чопорно произнес он. — Возможно, мне бы удалось предотвратить разгром Легкой бригады.

На том и порешили. Фабия, поддерживаемая почтительным Лоуэлом, встала и вышла в гостиную. Дамы последовали за ней. Завязалась беседа о музыке, моде, высшем свете, предполагаемых браках и прочем.

Когда гости откланялись, Фабия повернулась к своей золовке и смерила ее таким взглядом, что кто угодно содрогнулся бы.

— Калландра! Я никогда тебе этого не прощу!

— Поскольку ты уже сорок лет не можешь мне простить, что при первой нашей встрече на мне было платье точно такого же цвета, как и у тебя, — ответила Калландра, — полагаю, я стоически перенесу и эту размолвку.

— Ты невыносима! Боже мой, как мне не хватает Джосселина! — Она медленно встала, и Эстер из вежливости последовала ее примеру. Фабия двинулась к двустворчатой двери. — Я ложусь спать. Увидимся завтра.

С этими словами она вышла.

— Вы невыносимы, тетя Калландра, — подтвердила Розамонд с несчастным и растерянным видом. — Не понимаю, как вы могли сказать такое.

— Неудивительно, — мягко ответила Калландра. — А все потому, что ты ничего не видела в жизни, кроме Миддлтона, Шелбурн-Холла и лондонского общества. Эстер знает куда больше моего, но она — гостья. Наша военная мысль после Ватерлоо окостенела. — Она поднялась и оправила юбки. — Нам все кажется, что достаточно надеть красный мундир и выполнять требования устава — и победы нам обеспечены. Бог знает, сколько достойных людей лишились жизни из-за этого глупого заблуждения. А мы, женщины и политики, сидим себе в безопасности и лелеем его, понятия не имея, как на самом деле обстоят дела.

— Джосселин погиб, — напомнила Розамонд, устремляя взгляд на задернутые шторы.

— Я знаю, милая, — ответила Калландра. — Но он погиб не в Крыму.

— Но он мог бы там погибнуть!

— Конечно, мог, — согласилась Калландра, и лицо ее несколько смягчилось. — Я понимаю, тебе он очень нравился. Он был обаятелен и умел веселить людей, чего, к сожалению, не могут ни Лоуэл, ни Менард. Думаю, мы исчерпали тему, да и сами сильно устали. Доброй ночи, милая. Поплачь, если хочется, не стоит сдерживать слезы слишком долго.

Она обняла родственницу за изящные плечи, затем оглянулась на Эстер и кивнула в сторону двери, давая понять, что пора оставить Розамонд в одиночестве.

Следующим утром Эстер проспала и поднялась с головной болью. На завтрак идти не хотелось, мысль о том, что за столом она увидит все те же лица, была ей неприятна. Эстер всегда ужасали тщеславие и бездарность, царящие в армии, и все же она сознавала, что вчера повела себя не слишком тактично.

Чтобы поднять себе настроение, Эстер решила прогуляться по парку. Она оделась, накинула шаль и, выйдя из дома около девяти часов, зашагала по мокрой от росы траве.

Заметив впереди мужскую фигуру, Эстер сперва почувствовала раздражение — ей хотелось побыть одной среди огромных деревьев, ветра, бездонного неба и шелестящей травы. Однако незнакомец имел вполне безобидный вид; к тому же, он явно шел по делу, а не праздно слонялся по округе.

Когда они поравнялись, мужчина остановился и заговорил с ней. Он был смуглым, ясноглазым, а на его лице застыло надменное выражение.

— Доброе утро, мэм. Полагаю, вы из Шелбурн-Холла…

— Какая проницательность! — язвительно отозвалась она, окидывая взглядом безлюдный парк. Интересно, откуда еще она могла появиться? Выпрыгнуть из-под земли?

Незнакомец уловил сарказм в ее голосе.

— Вы член семейства?

Он слишком пристально изучал ее. Такое поведение можно было назвать оскорбительным.

— Какое вам дело? — холодно осведомилась она. Он всмотрелся в лицо Эстер — и, казалось, в его глазах мелькнуло узнавание. Сама Эстер так и не смогла припомнить, где они виделись прежде.

— Я расследую убийство Джосселина Грея. Возможно, вы знали его.

— Боже правый! — вырвалось у нее невольно. Затем она взяла себя в руки. — Меня саму подчас обвиняют в бестактности, но вы, по-моему, в этом смысле просто неподражаемы. А если бы я оказалась невестой Грея и упала бы после ваших слов в обморок?

— В таком случае, вы были помолвлены тайно, — отрезал он. — А если ваш роман не подлежал огласке, то вы должны были подготовиться к подобным ударам.

— Которые вы наносите просто мастерски! — Вне всякого сомнения, она видела этого человека впервые.

— Так вы были знакомы? — настаивал незнакомец.

— Да!

— Как долго?

— Недели три, насколько я помню.

— Как можно за такой срок узнать человека?

— А сколько, по-вашему, требуется, чтобы кого-либо узнать? — спросила она.

— Три недели — это очень мало, — тщательно подбирая слова, проговорил он. — На друга семьи вы не похожи… Вы познакомились незадолго до его смерти?

— Нет. Я познакомилась с ним в Крыму.

— Где?

— Вы что, плохо слышите? Я познакомилась с ним на Крымской войне!

Она вспомнила вдруг возмутительный покровительственный тон генерала, свойственный большинству офицеров, видящих в женщине лишь изящный предмет обстановки, но никак не разумное существо.

— А, понимаю, — незнакомец нахмурился. — Он ведь был ранен. Вы были там со своим мужем?

— Нет! — Почему же ее так задел этот вопрос? — Я была там сестрой милосердия — вместе с мисс Найтингейл.

Эстер не заметила, чтобы на лице ее собеседника при упоминании имени Флоренс Найтингейл отразилось уважение, граничащее с благоговением, как это нередко случалось с другими. Эстер была несколько озадачена. Похоже, полицейского интересовало в этой жизни только убийство Джосселина Грея.

— Вы ухаживали за майором Греем в госпитале?

— Как и за другими ранеными. Вы не возражаете, если я продолжу прогулку? Здесь становится прохладно.

— Конечно. — Мужчина повернулся, и они двинулись в сторону дубравы по едва различимой среди травы тропинке. — И каковы ваши впечатления о нем?

Внезапно Эстер обнаружила, что ей уже весьма трудно отличить собственные воспоминания от того, что она слышала о Джосселине в Шелбурн-Холле.

— Ногу его я запомнила лучше, чем лицо, — откровенно призналась она.

Он вперил в нее раздраженный взгляд.

— Мадам, сейчас меня не интересуют ни женские фантазии, ни ваш специфический юмор! Ведется расследование поистине зверского убийства!

Эстер немедленно вспылила.

— Вы некомпетентный идиот! — крикнула она. — Напыщенный кретин! Я обрабатывала его раны! Меняла ему повязки! Вы что, забыли? Он был ранен в ногу, а не в лицо! Для меня его лицо ничем не выделялось среди тысяч лиц других раненых и убитых. Я бы вряд ли узнала его, если бы мы встретились снова.