Руки мои развязал, одеялом укрыл сверху, ушёл. Лежу, боюсь шевелиться. Одеяло холодное, колючее, пахнет мышами. В комнате тоже холодно. Я жду. Наконец слышу двигатель машины — он уехал, и тогда встаю.

Наощупь, потому что темно, продвигаюсь к двери. Дёргаю безуспешно — закрыто. Комната маленькая и холодная, это частный домик, который этой зимой похоже не топили ни разу. Ноги слушаются уже лучше, бросаюсь к зашторенному окну. Рамы замазаны столькими слоями краски, что слились намертво, открыть их не представляется возможным. Да и бесполезно — за ними решетка. Крепкая на вид, даже в потемках.

Я ищу выход ещё долго, брожу по комнате, спотыкаясь. Затем понимаю, что на данный момент сделать ничего не могу, а мыслить нужно рационально. Свет включить не сумела — электричества нет. Уже давно глубокая ночь. Дверь, судя по всему, открывается внутрь, подпираю её старым советским шкафом. Так мне мужа не победить, но я услышу, когда он вернётся.

Сажусь на кровать. Холодно. Этой зимой проклятый холод меня просто преследует, и никуда от него не деться. Не все плохо. Даши со мной нет, она с Демидом. Он сумеет её защитить, пытаюсь убедить себя, сумеет. Он сильный.

Сворачиваюсь клубком прямо в куртке, накрываюсь одеялом. Мышь под полом, которую пугали мои ночные хождения, успокоилась и снова зашуршала. Её возня немного успокаивала и я даже уснуть смогла.

Проснулась на рассвете. Огляделась. Комната выглядела убогой. А ещё — непреодолимой. Я не смогу выбраться, мне не сломать эту дверь. Кричать, чтобы привлечь чужое внимание бесполезно, я знаю своего мужа. Если он оставил меня здесь, значит спокоен за то, что меня тут не найдут.

На тумбе у кровати стоит стакан воды. Немного выплеснулось — я задела ночью рукой. Сверху вода подернулась тонкой коркой льда — холодно в комнате. Я смотрю на эту воду, которая наверняка божественно вкусная и понимаю, как пить хочу.

— Ты знаешь своего мужа, — шепчу я. — Не стоит пить это. Ты не знаешь, что он мог туда добавить.

Минуты текут и жажда становится нестерпимой, вместе с ней меня мучает и головная боль, возможно, сотрясение мозга. Думаю я долго. А потом обматываю кулак одеялом и бью по окну. Стекло разбивается, вниз падает большими кусками, там крошится в опасную и острую крошку. Куски побольше можно использовать, как оружие, но сейчас меня волнует не это. Протягиваю руку между решёток, скатываю снежок, на откосе много снега, а затем с удовольствием его кусаю. Холодно так, что зубы болят. Снег во рту тает неохотно, царапает небо и горло, но становится немного легче. Стакан сталкиваю на пол — подальше от соблазна. В комнате и так было холодно, а теперь сквозь битое стекло ещё и ветер врывается. Моего мужа ещё нет. Скатываю ещё один снежок, прикладываю к разбитому лицу. Думать становится легче.

Заворачиваюсь в одеяло, сажусь на кровать. Спать я больше не буду, спать непозволительная роскошь, да и я уже вполне пришла в себя. Я буду думать. Думать и ждать.

— Ты не ожидаешь увидеть меня такой, — холодно и спокойно говорю я. — Ты будешь удивлён.

— Этого и следовало ожидать, — сказала Настя.

Я не хотел делиться с ней, но она пришла, а лгать ей не хотелось ещё больше. Как бы меня не корежило от происходящего, следовало смириться с тем, что Настя часть его. От неё никуда не деться.

— Это на неё непохоже, — устало возразил я.

— Думаешь? — горько усмехнулась она. — Ольга просто поняла, что попалась. Что ей не верит никто. Что её преступление раскрыто. Поэтому просто сбежала. А вот это, по моему, очень на неё похоже, она мастер бегать.

— Тебе домой не пора?

Услышав мой вопрос Настя от меня отпрянула. Посмотрела круглыми удивленными глазами, словно не веря в мои слова.

— Ты меня гонишь? Из нашего дома? Прочь от моей дочери?

— У тебя брат умер, — напомнил я. — Тебя надо быть рядом с ним.

Ушла, дверью хлопнув. Ещё истерик не бабских мне не хватало. Куда больше меня пугало состояние Даши. У неё тоже была истерика. Скорее, шок. Молчаливый и страшный. Мне казалось, что я просто теряю ребёнка. Нет, она не умирает, слава богу, но все равно от меня ускользает. Ещё немного и я просто не смогу найти к ней пути.

Она в комнате сидела. Даже не на подоконнике. Просто, на кровати. Смотрела в никуда, ни на что не реагировала. Не говорила. Так — два часа уже. И врач был, и на него она тоже нисколько не отреагировала. Лучше бы ругалась со мной и планы строила, как через забор сбежать. Молчаливой и сломленной она меня пугала. Я её не узнавал.

— Машину, — распорядился я, бросив попытки разговорить ребёнка. — Скорее.

Когда выходил из дома набрасывая пальто машина уже у дверей стояла. Решение ехать было совершенно спонтанным. Не знаю, что я увидеть хотел. Своими глазами убедиться в том, что Ольга сдалась? Так же, как и наша маленькая дочь? Поняла всю бессмысленность своих попыток и уехала в очередной чужой город?

В квартиру вошёл, постоял на пороге. Жилье пахло пустотой. Понятно было, что здесь и не живёт никто. Вошёл в комнату — пыльно, брошено. Но не беспорядок, нет. Просто бесприютность и ненужность. На кухне, на дверцей холодильника детский рисунок. Взял его и рассматривал долго — сомневаюсь, что в ближайшие месяцы Даша подарит мне что-то похожее.

— Ее как будто здесь и не было, — задумчиво сказал я в пустоту.

Если бы я ещё увидел следы самого бегства. Или борьбы. Хотя, с кем ей бороться? Михаила, и того уже нет больше, да и происходило все в другом городе. Здесь Ольга была в безопасности. Ей не от кого было бежать — только от меня.

Вышел из квартиры, которая так и не открыла мне своих тайн — пустая, ненужная поездка, остановился у подъезда. И здесь больше делать нечего, и уезжать не хочется. Словно держит что-то. Будто не узнал что-то, не сделал важное, такое, что потом поздно будет.

Курить захотелось остро, до дрожи, как всегда, когда вспомнилась некстати вредная, давно уже брошенная привычка.

— Сигарету дай, — сказал водителю, который ждал меня у автомобиля.

Я даже не знал, курит ли он — ни разу не видел. Но тот сразу послушно протянул мне пачку. Достал одну сигарету, закурил. Сухой дым щиплет горло. Обернулся, посмотрел на дом. Ехать нужно, ничего меня здесь не держит. Скользнул взглядом по подъезду, окнам, фасаду, и вдруг замер.

— Постойте, — задумчиво сказал я.

Водитель понял, что я обращаюсь не к нему, но все равно, на всякий случай вытянулся в струнку. Я сигарету недокуренную отбросил, пошёл вперёд, проваливаясь прямо в сугробы — тротуар был расчищен, но вдоль стен снега было немерено. В штаниры сразу снега набилось, вспомнилось, как с Ольгой спасались… кто бы подумал, что эти воспоминания так скоро будут вызывать улыбку? Она все же удивительная, это Ольга. С ней ничего не бывает обычным.

Под конец склего короткого пути провалился уже по колено. Остановился. Присвистнул — не показалось. Картина совершенно неприметная — те же сугробы и загораживают.